Полина сделала продолжительную паузу, и я услышал, как по лесу пробирается Андрей — такого шума не мог производить лесной житель.
— Для ночи сей довольно
Искренних признаний.
Вас жду я на закате,
Завтра здесь. Придете? —
полушепотом спросил я, намечая путь отступления.
охотница кисло улыбнулась. —
Но вас прощаю.
До свидания, Тихон.
— До свиданья, милая Полина.
Возьмите драгоценную реликвию.
Вернув ей осиновый кол, я убежал в противоположную от Андрея сторону.
Издалека я слышал краткий диалог.
— С тобой все хорошо? — спросил Андрей в сильнейшем беспокойстве.
— Он на меня накинулся, но я отбилась. Нам не поймать его. Придется ждать Бориса, — Полина осеклась на половине фразы, заметив, что продолжает говорить стихами, — Тимофеевича и волков. Надо уезжать… Скорее.
— Я вас больше не возьму с собою в лес. Что хотите, говорите.
— Согласна. Дома посижу.
Охотники вскочили на коней и поскакали в город.
Я не возвращался тем днем в пещеру. Провел его по другую сторону осинового забора, в сарае на отшибе. Спал, свернувшись калачиком, среди лопат, граблей и вил, под сенью ржавого плуга. На улицу вышел в кромешной темноте, глубокой ночью, и перебежками пробрался к дому Полины. Обе двери были заперты, но окно ее спальни на втором этаже было открыто, и этим я воспользовался.
Охотница меня услышала и, встрепенувшись, схватила лежавший поверх одеяла, кол. На ней была темно — синяя ночная сорочка, а шелковое постельное белье было ее любимого цвета, насыщенно-фиолетового. Длинные завитые волосы, собранные на затылке, разливались по плечам черным смоляным потоком. Я слез с подоконника и отошел к стене, сложив на груди руки.
Убранство комнаты составляло ощутимый диссонанс с желтыми бревенчатыми стенами. Кованая черная кровать, тумба из красного дерева, заваленная книгами, маленький вишневый шкафчик и зеркало в ажурной рамке на стене. Спальня была освещена двумя свечами в канделябре на тумбочке. От третьей свечи остался огарок.
— Здравствуйте Полина, Разбудил вас?
Уж простите, — я осторожно двигался вдоль стены.
— Доброй ночи, Тихон, — без улыбки произнесла охотница. —
Долго вас ждала я.
Мне нисколечко сегодня не спалось.
Вас предостерегаю —
С головы до ног намазана смолой.
— А сорочка и не липнет к телу, — прищурился я.
— Ничего-то вы не разглядели, — Полина натянула одеяло повыше.
— Явился не затем, чтоб вас пугать,
Но чтобы скрасить ваше заточенье,
Андрей намерен вас не отпускать
В желанный лес на приключенья.
— Не люблю бродить в лесу,
Вам в чаще по душе блужданье.
— А где ж вам нравится гулянье?
— В ночь сию, пожалуй, тут, — я подошел к кровати, вынудив Полину встать.
— Руку вашу дайте! — потребовала она, встревоженным взглядом изучая мою наружность.
Краем глаза я посмотрел на себя в зеркале. Свободная темная одежда измялась и запылилась, длинные волосы из-за сползшей бечевки образовали на голове «воронье гнездо», на щеках виднелись вмятинки, которые мне совсем не шли, а светящиеся глаза казались вытаращенными, как у совы.
— Что вы так нескромны? — мне не хотелось подавать женщине ледяную когтистую руку.
— Вы давно питались? — Полина бережно приняла мою холодную жесткую ладонь на свою — горячую и мягкую.
— Не могу припомнить, — угрюмо проворчал я.
— Лжете, ведь вампиры
Не забудут ничего, — женская ладонь выскользнула из-под моей.
— Разве мне дадите
Высосать всю вашу кровь? — недоверчиво усмехнулся я.
— Я вам разрешу кормиться… — Полина на миг усомнилась в спонтанном решении и сделала паузу. —
В нашем Волочаровске.
— Вы меня убить хотите.
Я не верю, сомневаюсь.
— Полно, видеть вас хочу я
Сытым и довольным, — внезапно просиявшая охотница хотела взять меня за обе руки, но я отступил. —
Знаю, из-за нас с Андрюшкой
Вы давно не пили крови,
Всю охоту медным тазом
Сдуру мы накрыли вам.
— Приходилось мне скрываться
По оврагам и лесам, —
хмурясь, я продолжил тему. —
Я не ел почти
И не ложился спать.
— Так идите!
Обещаю не мешать.
я согласился с подозрительно заманчивым предложением. —
И вернусь, возможно, скоро…
Я выпрыгнул в окно.
По моему возвращению Полина стояла у зеркала, приглаживая распущенные волосы. В спальне пахло вином — вместо переселенных на пол книг на прикроватной тумбочке стояла откупоренная бутылка и два широких бокала.
Скинув рубашку, пояс вместе с ножнами и верхние панталоны, я раскинулся на ее кровати, блаженно потягиваясь, и зевнул, отведя взгляд, когда она обернулась.
Полина поняла, что я сказал ей без слов — «Я сыт, меня не нужно бояться».
«Ты тоже можешь не опасаться меня», — сообщила она, положив осиновый кол на книжную полку.
У меня не было уверенности в том, что под кроватью не хранится с десяток подобных орудий убийства. Но разве не я сказал недавно: «Будь, что будет».
Внешне спокойно, но на самом деле — сдержанно я посмотрел на Полину. Она улыбнулась, как раньше улыбался я, не открывая зубов, и совсем чуть-чуть растягивая губы. В ее остром взгляде, нацеленном на меня, как стрела охотничьего арбалета, не было ни застенчивости барышни, ни кокетства светской дамы, ни нагловатой развязности куртизанки… Не было в нем и вампирской воинственности. А что же было в нем? Я сам до конца не понимал. Какая — то великая идея, сродни Александровой или Цезаревой, только втоптанная в пыль Волочаровской объездной дороги, обернутая шелковым полотном и умащенная фиалковой водой. Какой — то проблеск надежды, сравнимый с тем, что блистает в глазах утомленного путника, заблудившегося в тайге, и обнаружившего внезапно мелькнувший за деревьями огонек костра.
