Рохарио начал взволнованно, путано объяснять: Брендисиа, бастарды. Агустин был слишком потрясен, чтобы понять хоть слово из услышанного.
Кабрал похлопал рукой по каменной скамейке.
— Сядь, Рохарио.
Рохарио тяжело, безвольно опустился рядом с ним, теперь он скорее напоминал тряпичную куклу, чем ураган, ворвавшийся во дворик всего несколько минут назад. Наступило тягостное молчание. Солнце, точно потоками воды, заливало вымощенный плитками дворик. Фонтан по-прежнему звонко пел в утренней тишине. Кабрал откашлялся.
Рохарио неожиданно резко повернулся и посмотрел на старика.
— Это правда. Я вижу по вашему лицу.
— Это правда. И это очень длинная история.
Рохарио кивнул, признавая его правоту, он больше не кричал, не шумел. Пораженный Агустин восхищался его выдержкой. И смелостью. Рохарио до'Веррада оказался чи'патро, а вовсе не настоящим до'Веррада. Матра Дольча! А если это так, то, значит, и герцог Ренайо — тоже! Кабрал — отец Ренайо? Даже подумать страшно!
— Расскажите мне, — тихо попросил Рохарио. В уютном дворике, под мелодичную серенаду фонтана Кабрал поведал своему внуку правду.
— Все вышло ненамеренно, — сказал он в заключение. — Мы не стремились к этому, Челла и я. Но я полюбил ее сразу, как только увидел. Эйха, Рохарио, Челла обладала таким удивительным качеством, такой Луса, что даже выше красоты: у нее было верное сердце. Она добровольно и полностью отдала его Арриго, а он швырнул ей этот дар в лицо. — Казалось, Кабрал готов произнести проклятие, но ему удалось сдержаться. — Тебе не следует винить ее за то, что она стала искать… Когда окончательно выяснилось, что Арриго не желает иметь с ней ничего общего, когда она не смогла больше одна справляться со своей болью… Не следует винить ее за то, что она попыталась найти простую, искреннюю любовь такого человека, как я. — Он вздохнул и смахнул слезу со щеки. — То, что у нас родился ребенок — крошка Ренайо, — является самым ценным даром, полученным мною от Матери.
Агустин не мог, глядя на Кабрала, представить себе, что этот добрый, мягкий человек — отец Великого герцога Ренайо. Великий герцог оказался внебрачным сыном, чи'патро Грихальва. Рохарио был потрясен, но, как ни странно, не возмущен. Наконец он сунул руку в карман, вытащил старый листок бумаги и, не говоря ни слова, протянул Кабралу.
Кабрал развернул его, осмотрел со всех сторон.
— Очень старый, — сказал он. — Странно. Похоже на почерк Дионисо Грихальвы. Он был одним из моих учителей, все знали, что у него очень необычная манера письма. Он умер.., при странных обстоятельствах.
— Эти обстоятельства имели отношение к магии, тио? — Голос Рохарио едва заметно дрогнул.
— Почти все тайны Грихальва связаны с магией. — Кабрал поворачивал документ, изучая слова. — Эта сторона понятна, она относится к Марриа до'Фантоме, но другая кажется мне набором бессмысленных слов. — Он протянул листок Агустину.
Мальчик покачал головой.
— Это тза'абские буквы, я видел такие в Фолио. Я их не понимаю.
— Где ты это нашел? — спросил Кабрал.
— В подвале Палассо Юстиссиа, листок был засунут в старую книгу, датированную годом, временем правления Бальтрана Первого и Алехандро. — Рохарио склонил голову набок и долго не сводил глаз с искрящегося на солнце потока воды в фонтане. — Вы и правда мой дедушка?
Поначалу Кабрал ему не ответил. Все трое сидели так неподвижно, что две бабочки опустились на железную кованую спинку скамейки, замерли на мгновение, а потом поднялись в воздух — их трепещущие желтые крылышки напомнили о приближающемся лете. Интересно, что чувствует человек, достигший такого возраста, когда бесконечные обыденные проблемы жизни, радости и трагедии перестают его волновать? Агустин никогда этого не узнает.
Наконец Кабрал спокойно молвил:
— Я и в самом деле отец Ренайо. И твой дедушка. Я очень любил Мечеллу, Рохарио. Она осталась бы верна Арриго, если бы он захотел. Эйха! Я ни о чем не жалею, хотя знаю, что мне следовало сдержать свое сердце. Я не должен был ступать на столь опасный путь. Но нельзя жалеть о пережитом счастье.
Рохарио прикрыл лицо руками. Плечи его задрожали, и Агустин не мог понять, смеется он или плачет. Кабрал положил руку на плечо молодого человека, точно пытался его утешить. Они еще долго сидели молча у фонтана, которому не дано было узнать о том, какая драма только что развернулась у его подножия.
На рассвете пришла служанка подбросить дров в очаг и открыть занавеси. Элейна еще не совсем проснулась и прислушивалась к ее движениям. Потом с негромким стуком закрылась дверь. Элейна встала и надела то же платье и кружевную шаль — расшитую гиацинтами шаль вдовы, — которую накидывала всякий раз, когда разговаривала с Агустином. Наполнив лампу маслом, зажгла фитиль и поставила ее на то самое место на столе, где она стояла всегда. Тщательно расстелила пергамент, чтобы его края были параллельны кромке стола. Села, расправила плечи и засунула край шали за пояс, чтобы та не соскользнула на пол и не испортила заклинание.
Сгустились тени. Освещение изменилось.
— Элейна. — Шепот, лишенный тела голос, прозвучал так близко, что Элейне вдруг захотелось протянуть руку и коснуться брата.
— Агустин, я здесь.
— Будь осторожна. Вчера Вьехос Фратос собрались, чтобы наказать Сарио, но у них ничего не вышло!
Она услышала в его голосе тревогу и страх.
— Ничего не вышло? — переспросила она.
— Чиева до'Сангва не сработала. Сарио защитил себя…
В этот миг в ее комнатку ворвался Сарио. Она с удивлением посмотрела на него, и, встряхнувшись, начала подниматься со стула.
Слишком поздно. Этого короткого, потерянного мгновения оказалось достаточно. Сарио схватил лампу, отшвырнул в сторону стекло и вылил на пергамент горячее масло.
Элейна попыталась остановить его руку, масло брызнуло ей на ладонь. Поздно. Пергамент начал чернеть, и тогда она сорвала с плеч шаль и накрыла пергамент, но изменить ничего не смогла. Злодеяние свершилось!
Ей показалось, что она услышала отчаянный крик Агустина.
Сарио оттолкнул ее от стола.
— Как ты могла предать меня? Ведь я твой учитель! Я выбрал именно тебя. Тебя, а не мальчика с Даром. Я разглядел твой талант и решил взлелеять его, когда никто тобой не интересовался. Как ты могла?
— Убийца! Это же мой Агустин!
Он ударил ее. В ярости Элейна отвесила ему ответную пощечину, но на его щеке даже не осталось красного пятна.
— Канна! — выругался Сарио.
От злости он даже стал плеваться. Схватив Элейну за руку, потащил ее за собой по длинному коридору, ведущему в покои Аласаис. Редкие слуги спешили по своим делам в этот утренний час. Они смотрели на них безмолвно Никто не задавал вопросов Верховному иллюстратору Сарио.
