- Расскажешь о нем. – властно бросил Митя.
Худые лопатки под вышитой рубахой протестующе шевельнулись.
- Я сказал – расскажешь! – повысил голос Митя. – Пойдешь к моему отцу и во всем признаешься. Про Алешку, про его отца… ты ребенок, тебе ничего не будет.
- И батьке моему, который велел сделать, чего паны попросят, иначе по миру пойдем – тоже ничего не будет? Мамке, которая знала, да не донесла? – и по выражению лица Мити сразу все поняла. – За поднятие навий сколько каторги дают?
- За сообщничество…
- Один черт, прости Господи! – отмахнулась девчонка и уставилась на Митю, мрачными, разом потемневшими глазищами. – Хучь ты меня, паныч, полиции сдай – мовчаты буду! Хучь режь, хучь жги – ани словечка не скажу!
И Митя понял – не скажет.
- Они ведь снова что-нибудь придумают. Алешка с его папашей. – также мрачно процедил он.
Плевать на Бабайко, но невыносимо знать, что младший Лаппо-Данилевский от него ускользнул. Да и старший тоже… смеются, небось, язвят… как ловко всех провели.
- То вже не моя печаль! – твердо отрезала девчонка. – Що сама натворила – за то расплатилася, а до чогось иншего мне дела нет.
- Расплатила-ась? – злорадно протянул Митя. – По твоей… - он пожевал губами, словно проглатывая слова, и наконец выдавил. -…детской невинности здесь убивали живых и тревожили покой мертвых. Попрана воля и власть Мораны-Темной, а самое главное… Крестьянская девка подняла мертвецов и заствила их работать на местного лавочника? Знаешь, что скажут в обществе, когда прослышат об этом? – он шагнул к ней близко-близко, уставился глаза в глаза, так что девчонка невольно вздрогнула под его мрачным немигающим взглядом. – Скажут… удобно-то как! Мертвые рабочие у станков, мертвые крестьяне на земле… не едят, не пьют, не обманывают хозяев, не просят жалованья. А живые тогда… зачем, а, ведьма? Батька твой, мамка, которые так удачно рассчитались с долгами… на что они вообще?
Девчонка нервно сглотнула:
- А… нехай говорят… где ж они снова богов-то найдут?
- Я тоже раньше не думал, что богов можно на огороде накопать. До того как приехал в здешнюю… - Митя стиснул челюсти, и процедил сквозь зубы. - …провинцию.
- Но князья Моранычи не допустят…
- Ах, теперь ты вспомнила о Моранычах! Конечно, не допустят, только во что это роду обойдется? За дармовых работников глотки рвать будут – только намеки на возможность! Но это… как ты там говорила – не твоя печаль? Ничего, сейчас станет твоей. – и широкий толстый ремень сам собой скользнул в руку.
Девчонка поглядела на него безумно расширившимися глазами… пронзительно взвизгнула и рванула прочь. Но Митя дернул ее к себе, перекинул через колено… и огрел ремнем по обтянутому пестрой разрезной юбкой тощему заду.
- Да как вы смеете! – отчаянно суча ногами, пронзительно завопила девчонка. – Отпустите меня немедленно, вы…
- Это тебе за пробужденных богов: за одного! За второго! – не обращая внимания на крики, продолжал орудовать ремнем Митя. – За цеха у нас в именье! За Гришку из поезда – чем черт не шутит, вдруг бы мы с ним и впрямь подружились…
- Ни с кем ты подружиться не можешь, потому что изверг! Пусти-и! Меня по закону нельзя бить!
- А я тебя как Гнат Гнатыч – по беззаконию! За Гришкиного отца, за нападение в роще…
- Я тебе жизнь спасла, два раза – пусти-и-и!
- За первый я тебя отцу не сдаю, а за второй – дяде, а уж он бы с тобой за поднятых мертвецов… И за тех, что на дороге… и за тех, что в имении…
- Вира-а-а! Выкуп! – извиваясь, провизжала девчонка.
Поднятый ремень остановился в воздухе. Даринка, отчаянно всхлипывая, скатилась с его колен, отползла, баламутя лежалую листву, вскочила.
- Ну и какую же виру ты готова предложить за все мои… неудобства?
- Только про сэбэ думаешь. До инших и дела нема! - зло размазывая слезы по щекам, всхлипнула она.
- Уж кто б говорил…
- Мне есть дело! Я… - она полоснула его взглядом.
Надо же, сколько ненавидящих – сперва Ингвар, теперь эта…
- Я… - руки ее опустились, и она вдруг поникла. – Кажуть, вас домовик донимае. Можу допомогты.
- И что ж ты можешь? – подозрительно прищурился Митя.
- Можу навчиты як нового вывести: береш зносок, тобто яйцо без желтка, та и носишь его девять ден подмышкою, да гляди – не моешься!
- Мало получила? – прищелкивая ремнем, поинтересовался Митя.
- А що таке, бани у вас все одно нету… Ладно, ладно! – увидев его перекошенную физиономию, Даринка метнулась к брошенному под деревьями мешку… и сунула Мите в руки ночной горшок с вензелем. – На! Це з вашего поместья. Ему виддашь! – и кивнула в сторону притороченного к седлу автоматона мешку.
- Зачем? – невольно подхватывая едва не упавший горшок, изумился Митя.
- Побачишь! – Даринка отскочила… и юркой змейкой ввинтилась в кусты. – А тоби я ще помщуся! Ты мне не батько, щоб ремня давать! Чуешь? Помщуся! – донесся из-за деревьев ее голос.
- А ну, стой! – Митя ринулся за ней, в мгновение ока проскочил жиденькую рощу насквозь… и остановился. Степь просматривалась на сотню шагов окрест. Вокруг никого не было. – Опять оморочила… в-ведьма! – зло протянул он. Повернулся и пошагал к автоматону. Остановился возле мешка с домовиком… Чем избавляться от домашнего духа, лучше попробовать… даже если проклятая девчонка сейчас глядит да смеется. Митя растянул веревку и сунул горшок в торбу с домовым.
- Ай! – донесся оттуда писк… потом тишина… и пронзительный счастливый вопль. – Вернулось! Хозяйское добро вернулось! Панычу, а, панычу, а ще щось вернуть можешь?
- Если будешь себя хорошо вести. – пробурчал в ответ Митя.
- Анчутка будет хороший, послушный, анчутка все-все делать будет! – радостно затараторил из мешка домовик. – Добро вернулось… - и вдруг подавился лепетом, кажется, нырнув в горшок прямо там, в мешке.
Сзади дохнуло холодом и запахом раскопанной земли. Митя медленно обернулся.
На толстой ветке, сложив крылья, сидела рыжая мара – и пристально глядела на него жуткими глазищами.
- Зря ты ее отпустил. – выщеривая клыки, проскрипела она. - Лучше б и вправду убил. Сразу бы второе условие выполнил. – она вдруг свесилась с ветки и ее обтянутая желтоватой пергаментной кожей физиономия оказалась прямо у Митиного лица. – Нежить ты упокоил – пора убить человека.
- Я… никого… убивать… не буду! – прямо в клыкастую морду выкрикнул Митя, запрыгнул в седло паро-коня, дернул рычаг и погнал автоматон прочь, слыша как в роще плещет крыльями рыжая мара и хрипло хохочет:
- Будешь, ой будешь! Куда ж ты теперь-то денешься!
Конец
