И впервые в жизни я не смог ответить на вопрос и отвёл глаза.
– У тебя странные руки, – улыбнулась она, рассматривая мою ладонь. – Но линия жизни такая короткая! А у меня длинная, я не могу без тебя. Я хочу, чтоб ты жил!
– Ты что? Гадаешь?
– Нет. Если б ты знал, что я только ни делала, чтобы удержать себя от этого. Это грех. Я не хочу знать нашу судьбу, но на сердце так больно и тревожно. Все приметы говорят, что мы расстанемся. Я не хочу слушать ветер, не хочу верить разуму, своему нутру.
– О чём ты говоришь? – приподнялся я на локте.
– Кристиан, я должна тебе кое в чём признаться, – тихо прошептала Тахо, заглядывая в глаза, – дело в том, что я ведьма.
– Что?
– Я ведьма.
– И я держу сейчас на руках настоящую ведьму? – усмехнулся я, притягивая и сажая её к себе на колени.
В её глазах отражалась вечность.
– Да, мой инквизитор.
– И ты меня околдовала? – всё еще пытаясь шутить, спросил я, но она оставалась серьёзной.
– Нет. Я никогда в жизни этого не делала. Это грех, но и вы не так понимаете значение, само название.
Постепенно до меня стал доходить смысл её слов и осознание того, что та не шутит.
– «Ведьма» от слова «ведать, знать». Она… Что такое? На тебе лица нет! Ты сожжёшь меня? Да?
– Что?! Как ты можешь такое предположить?!
– Но я
– Ты никакая не ведьма! – упрямо решил я, убеждая уже столько не себя, сколько её. – Просто ты устала, устала быть в напряжении, боишься за меня. У каждой женщины те же тревоги, те же заботы. Господи! Да в конце концов я тоже боюсь потерять тебя, меня тоже мучают глупые предрассудки, приметы и прочее! И что?! Я тоже ведьмак?!
– А вдруг
– ТАК! ТЫ – НЕ ВЕДЬМА! Я ИНКВИЗИТОР, Я ЗНАЮ!!! Кстати, почему ты меня так называешь?
– Мне нравится. Тебе неприятно?
– Нет, – признался я, целуя её. Мне, как ни странно, тоже нравилось быть «её инквизитором». Только она, моя родная, моя милая, моя любимая, могла так произносить.
– Люби меня, мой инквизитор, – вдруг прошептала она, робко берясь за шнуровку корсажа, и я впервые нарушил свой обет.
А, проснувшись наутро, испугался. Испугался за себя, за неё. Что с нами будет? Теперь и меня могут прижать к стенке! И где обоим скрыться? Находясь рядом, Тахо в любую минуту могла оказаться в опасности. Смертельной. Но при одном лишь взгляде на беззаботно спавшее рядом чудо все страхи и опасения отошли на второй план. Улыбнувшись, я поцеловал золотистое плечико и осторожно, чтобы не разбудить, встал.
Вдруг дверь открылась и вошел широкоплечий черноволосый детина с огромным мешком за плечами. Увидев меня, тот ухмыльнулся:
– Она всегда умела добиться своего, не правда ли святой отец?
– А что собственно вы тут делаете? – опомнился опешивший инквизитор.
– Да вроде бы живу. Это мой дом.
– А?
– Да я уже понял, что вы меня не ждали, – добродушно засмеялся он, похлопывая по плечу. – Она, кстати, тоже. Я вернулся на день раньше. Но не волнуйтесь вы так! Для нас обоих выгодно молчать. Не хочу, чтобы на добродетели козочки появилось пятно.
Козочки? Козочки?! Козочки?!!! Ишь, ты, какой заботливый, козёл!
Я отчётливо ощутил, как из чешущегося лба вылазят огромные ветвистые оленьи рога. Старый дурак! А я ещё надеялся, что нужен ей!
– Но выйдем, а то ещё разбудим её, – заговорчески произнёс хозяин.
– Минуту я только оденусь.
– Хорошо, – пожал собеседник плечами и вышел.
Сказать, что я был зол, значит, ничего не сказать. Впервые в жизни почувствовал себя оленем! Козочка! Это ж надо! Когда меня нет её обслуживает этот добродушный малый, а когда я… Ну, козочка! Только те, кто хоть раз в жизни побывал такой же венценосной особой, поймут злобного инквизитора.
Быстро одевшись, я швырнул на стол мешочек золотых монет и записку: «Если бы каждый любовник платил тебе, ты бы не жила в хибаре и не танцевала на улице».
Во дворе, сидя на брёвнышке, меня ждал крепыш.
– Вино будешь? – благодушно предложил он.
– Нет! – рявкнул я.
– А жаль, – философски произнёс тот. – Ты куда?
– Уезжаю.
– Что передать Тахорине? Где ей вас искать?
– Я всё написал.
– Может, всё-таки позавтракаете с нами?
– Нет.
– Ну, тогда счастливого пути.
– Счастливо оставаться, – ядовито фыркнул я и поспешил прочь.
Дома Эскель, Паскаль, Руно и Бруно играли в карты.
– Собираемся! – взревел я, хлопнув дверью.
Слуги изумлённым взглядом провели пронёсшегося мимо свирепого хозяина и, философски пожав плечами, стали молча снаряжаться в дорогу. А я бушевал. Ещё бы! Ведь господин инквизитор не мог ввязаться в драку, не мог набить морду радушному дружку, не мог оспорить её, так как официально он не числился даже мужчиной!
Любовь зла. Хоть она и даёт мозги тем, у кого их нет, но забирает у тех, у кого они есть. А в сорок три вдвойне! Чем старше мы становимся, тем хуже переносим любовь! Поверил бы я тому, что это был её двоюродный брат? Вряд ли. А так как Тахо была достойным противником, то не пыталась даже оправдаться. Лишь через два месяца узнал я от того самого кузена сию страшную тайну. Бедняга так тогда и не понял, чем мне не угодил, ведь от души старался произвести хорошее впечатление на возлюбленного сестрёнки. Но мои извинения будут потом, а тогда я всё рвал и метал.
Тигрица не простила мне той злосчастной записки и разозлилась тоже. В тот же вечер, остановившись в таверне, за ужином я увидел её. Королева танцевала. Потом взвизгнула скрипка и цыганочка взметнулась на соседний стол. Тварь!
Впервые в жизни я хотел разорвать на мелкие кусочки того возбуждённого клиента, а потом задушить её, как котёнка!
Но вот вихрь кончился, и хозяин разбитого ужина, расплачиваясь, спросил:
– А красавица всем может доставить удовольствие?
– Всем, господин, – промурлыкала танцовщица, даже не глядя в мою сторону.
– И священнику? – удивился тот.
– Святому отцу, – повернулась искусительница, наконец, ко мне, – чужды земные наслаждения и плотские удовольствия. Ему нужны духовные, а посему, – она лукаво улыбнулась и, томно послав воздушный поцелуй, под дружный хохот победоносно соскочила со стола.
Я спрятал под стол перстень. Да, здесь не знают свирепого инквизитора. Непуганые идиоты! Ночью же я выехал и помчался дальше.
В следующий постоялый двор мы прибыли к обеду. Оставив всё слугам, я пошёл сразу поесть. Внизу было пусто. Только на столе, к моему удивлению и неожиданности, сидела Тахо и как ни в чём не бывала грызла яблоко.
– Если кому из нас и суждено злиться, так это мне, – спокойно заметила она, хрустя фруктом.
