— Мы ими станем, дорогая, — уверенно ответил Явгмот и вновь простер над ней полу плаща.
Впервые она воспротивилась этому. Впервые при переходе из сферы в сферу ее тело пронзила острая боль, как если бы кончилось действие наркоза.
Фирексия кружилась вокруг нее, и она понимала, это вовсе не сон, это самая настоящая реальность.
Одежды вновь распахнулись. Представшая перед Ребеккой картина была самой ужасной из всех виденных ранее.
Гигантские печи заливали багровым светом бесконечные ряды прозрачных емкостей. И в каждой такой емкости томилось истерзанное существо, погруженное в золотистое масло. Некоторые бились в агонии, некоторые замерли с открытыми глазами, словно заспиртованные экспонаты.
— Храм Плоти, — с отеческой нежностью прокомментировал Явгмот.
Облаченные в красные мантии медики прохаживались над рядами чанов по специальному нескончаемому подиуму. Время от времени они опускали в емкости длинные шесты с прикрепленными к ним силовыми камнями, и тогда замершие существа начинали двигаться, взбалтывая тягучую жидкость.
— Их называют жрецами, — объяснил Властитель, — но на самом деле они просто фермеры, которые выращивают здесь урожай новых существ. Фирексийцев.
Ребекка не нашлась что ответить. Она просто стояла на высокой площадке над рядами чанов.
— Однажды все фирексийцы станут мироходцами.
Евгенисты в моих лабораториях ищут к этому ключ.
Он взял ее за руку и повел по переплетению лестниц куда-то наверх.
Девятиугольное помещение со стальными полированными стенами ярко освещалось многочисленными лампами и сияло стерильной чистотой. Четыре прямоугольные плиты из того же металла выступали из стен. Они казались такими холодными и пугающими, что напомнили Ребекке надгробия в подземном склепе.
Красные мантии четырех жрецов, обступивших одну из плит, смотрелись в этом мрачно-белом блеске совсем уж уместно. Трое сосредоточенно изучали чьи-то внутренности, четвертый усердно записывал в блокнот все, что они ему диктовали.
— Мои лучшие хирурги, — гордо отрекомендовал Явгмот. — Я лично обучал их. Они работают с этим пациентом почти месяц, тщательно исследуют и описывают каждый кусочек живой ткани.
— Живой? — Ребекка попыталась разглядеть несчастного, распростертого на анатомическом столе. То, что она увидела, никак не могло быть живым.
Женское тело было вскрыто. Длинный чистый разрез бежал от центрального пальца левой руки к предплечью, далее по всему плечу, затем поперек тела к правому бедру и шел до большого пальца ноги. Кожа была аккуратно закреплена зажимами, мышцы отделены от распиленных вдоль костей, жировая прослойка отодвинута. Из всех внутренних органов торчали пронумерованные булавки с указанием направления движения жидкостей. Одно надрезанное легкое казалось розовым безе, политым вишневым сиропом. Гладкая упругая печень напоминала кровавый пудинг, который кто-то расковырял ложкой. Поджелудочная железа белела куском козьего сыра. Кишечник был удален полностью, и пустая брюшная полость опала пустым мешком. Однако женщина была жива.
— Зачем вы это делаете? Для чего вы мучаете ее? — спросила Ребекка, чувствуя, как по лицу катятся горячие слезы.
— Никаких мучений, — возразил Явгмот. — Она больше неспособна их испытывать.
— Что ты имеешь в виду? Вы же располосовали ее вдоль и поперек!
— Все очень просто. Я же говорю, она неспособна чувствовать боль. За все, что происходит в организме, отвечают определенные органы или системы. Мысль, движение, пищеварение, речь, воспроизводство, дыхание, Заживление, боль... Болезнь есть не более чем дисфункция того или иного органа. Мы лишили ее «органа страданий».
Только теперь Ребекка обратила внимание на тонкий металлический стержень, торчащий из неровного отверстия во лбу женщины. Стержень поднимался и опускался, вращаясь едва заметно, но безостановочно. Внутри этого надтреснутого черепа работал какой-то механизм.
Ребекка упала на колени и закрыла лицо руками.
— Соответственно, если человек получает какой-либо орган, он приобретает и его свойство. — Явгмот невозмутимо продолжал свою лекцию: — Люди не летают, потому что у них нет крыльев. Получив крылья, мы сможем парить подобно птицам.
— Но зачем? Почему ты делаешь все это?
— Если есть орган мирохождения, а таковой должен быть у этой женщины, он станет моим. Они обнаружат его и имплантируют мне.
— Ты варвар. Каннибал.
Явгмот взглянул на нее с откровенным недоумением:
— Это не варварство. Это истина, наука...
— Словно дикарь, ты убиваешь врага и поедаешь его сердце и мозг в надежде завладеть его храбростью и мудростью. Но ты становишься не храбрым, а лишь жестоким, делаешься не мудрым, а высокомерным.
Он схватил ее за руку и поднял с колен:
— Я делаю это для наших людей. Для тебя. Став мироходцем, я всех смогу сделать такими же. Как ты не понимаешь. Пускай умрет одна женщина, зато вся нация вознесется.
Ребекка попыталась высвободиться:
— Отпусти меня!
Не обращая внимания на крики, Явгмот все плотнее окутывал ее своим плащом:
— Я никогда не отпущу тебя, Ребекка. Обладая тобой, я обладаю храбростью и мудростью, о которых ты говоришь. Обладая тобой, я становлюсь лучше, совершеннее:
Когда он вновь распахнул свои одежды, Ребекка не смогла определить, где находится. Она провалились в темноту, в царство хаоса. Явгмот заполнил собой все пространство, проник в ее волосы и одежду, в каждый миллиметр ее тела. Он отражался в ее глазах и звучал в ее ушах. Дышать — означало впускать его в легкие, однако ей приходилось дышать. Перед последним свободным вдохом, перед тем мгновением, когда его сущность окончательно поглотила ее, Ребекка раздавила в себе тайну, о которой он никогда не узнает.
* * *
Он жаждал этого с тех самых пор, когда впервые увидел ее у городских ворот. Он желал ее, но никогда еще не был так близок к ней. И вот наконец это произошло. Овладение ею походило на овладение Фирексией. Он стал кровью в ее венах, искрой в ее нервах, чувствовал каждую клеточку ее существа. Она была миром в себе и для себя. Теперь она стала миром для него. Ее память и мысли принадлежали ему. Он увидел город, каким он был, когда она прибыла в него, и город после завершения строительства Храма. Видел схемы и чертежи всех ее зданий. Видел Гласиана, молодого и здорового, пахнущего наэлектризованным воздухом своей установки, чувствовал нежное тепло его рук.
Явгмот слышал отголоски речей членов распущенного Совета Старейшин, ощущал горечь воды, которую она пила накануне вечером, мельком взглянул на испуганных людей, замерших в темноте зернохранилища...
