Неисчислимое количество коней, хаотично перемешанных, нагроможденных друг на друга на всем пространстве, уходящем в темноту. Целые кони, половинки, у некоторых только головы, шеи и гривы. Мчащаяся, беспорядочная, рассыпающаяся масса. Это табун — все головы повернуты в одну сторону, они бегут в одном направлении, вглубь пещеры. Кажется, что они с топотом мчатся по изогнутым стенам. И Ли-Мэй понимает, как только видит их, как только они возникают из темноты на стене, что эти нарисованные, бегущие фигуры невообразимо древние.
Ли-Мэй поворачивается вокруг своей оси в центре потока. На противоположной стене — другое стадо, несущееся галопом в том же направлении. Фигуры коней накладываются друг на друга с дикой, расточительной интенсивностью, такие живые, такие яркие, даже при этом очень тусклом свете, что она мысленно слышит звуки. Дробь копыт по твердой земле. Кони степей богю. Но до того, как племена богю пришли сюда, думает она. На этих стенах нет людей, и кони не укрощенные — свободные, текущие, подобно реке в половодье, к восточному концу пещеры и вглубь нее. Туда, где, как она сейчас видит, находится третий туннель.
Внутри нее возникает какое-то чувство, примитивное и непререкаемое. Оно запрещает ей идти туда. Это не для Шэнь Ли-Мэй. Она здесь чужая, и знает это.
Высоко над щелью входа изображение, намного крупнее всех нарисованных коней: ржаво-коричневый, почти красный жеребец с крутой грудью и с ясно показанным половым органом. А на его теле, по всему телу — и только на нем одном — Ли-Мэй видит отпечатки человеческих ладоней, сделанные более светлой краской, словно заклеймившие этого коня или покрывшие его татуировками.
Она не понимает смысла этого, и даже не надеется когда-нибудь понять, сколько бы ни жила. Зато чувствует здесь ужасающе древнюю силу и ощущает в себе жажду прикоснуться к ней или овладеть ею. Она уверена, что те, кто оставил отпечатки своих ладоней на стене, на нарисованном теле этого царя-коня (сделали ли они это века назад или пришли недавно по этим туннелям), воздавали почести этому табуну, поклонялись ему.
И, возможно, тем, кто нарисовал здесь этих коней, прокладывая путь дальше, в глубину.
Ли-Мэй не последует за ними туда. Она не такой человек, и она слишком далеко от дома. Девушка мысленно видит преграду там, где начинается этот третий туннель. Это не то отверстие, куда она может войти. Ее прежней жизнью не руководила магия, она не была пропитана или сплетена с магией. Ей не нравился мир, даже при дворе, в котором присутствовали алхимики, поглаживающие узкие бороды, и астрологи, бормочущие над своими схемами.
И все же она смотрит на этих коней и, не в состоянии остановиться, все поворачивается и поворачивается вокруг своей оси. Чувствуя, что у нее начинает кружиться голова, подавленная, поглощенная этим великолепием, этим богатством. На этих стенах так много силы — подавляющей, внушающей такое благоговение, что впору разрыдаться.
У Ли-Мэй возникает ощущение, что время растягивается, уходит все дальше назад. Так далеко, что невозможно осознать. По крайней мере, не может она — Шэнь Ли-Мэй, единственная дочь катайского генерала Шэнь Гао. Внезапно она думает о том, что сказал бы ее отец, если бы оказался с ней в этом потаенном месте. Трудная мысль, потому что, если бы он был жив, ее бы здесь не было.
И в этот момент девушка слышит звук, который заставляет ее прекратить вращение и застыть на месте, обратившись в слух. Капли воды? Не то. Она почти уверена, что слышала… стук копыт коня. Ее охватывает страх.
Потом другой звук: кто-то входит из первой пещеры во внутреннюю. Это не пугает ее, напротив, ободряет. Мешаг ушел достать коней. Он знает, где она. Тот звук, который она слышала — слабо, — донесся снаружи. Настоящий конь, а не сверхъестественное ржание жеребца-призрака на этих стенах.
Ли-Мэй видит, как Мешаг входит. Выпрямляется. Она уже готова заговорить, когда он поднимает руку, прижимая три пальца к губам. Страх возвращается. Почему молчание? Кто там, снаружи?
Он жестом зовет ее за собой, поворачивается, чтобы провести по короткому туннелю в более широкую и светлую первую пещеру. Она бросает последний взгляд на коней вокруг нее, на коня-царя с человеческими ладонями на нем, а потом уходит оттуда.
В большей пещере, где отверстия наверху пропускают свет, Мешаг снова оборачивается и снова прижимает пальцы к губам, призывая к молчанию. Теперь он одет в кожаный жилет поверх длинной, темной туники. Интересно, какую одежду он нашел для нее?
Ли-Мэй открывает рот, чтобы шепотом спросить его (конечно, шепотом можно?), но резкий жест приказывает молчать. Глаза Мешага сердито сверкают в тусклом свете, льющемся сверху.
Ли-Мэй отмечает это и ничего не говорит, лишь медленно втягивает воздух.
Он снова делает ей знак следовать за ним и поворачивается, чтобы вывести их обратно на дневной свет.
Она подходит к нему сзади вплотную. И у входа в туннель, который выведет их наружу, в тот момент, когда он низко пригибается, чтобы войти в него, Ли-Мэй наносит ему удар в шею сбоку. Кинжалом, который все время держала в рукаве.
Она вонзает кинжал, потом дергает его на себя изо всех сил, понимая, что у нее будет только один этот шанс. Не зная, как надо убивать человека. Потом выдергивает его и снова наносит удар, и в третий раз, уже рыдая.
Мешаг издает всего один стон — странный грудной звук. И падает со звоном прямо у входа в туннель.
Все еще плача (а она не из тех женщин, которые плачут), Ли-Мэй снова наносит удар кинжалом, на этот раз в спину. Металл ударяет по металлу, оружие гнется и выворачивается в ее руке. Ли-Мэй в отчаянии, в ужасе, но богю лежит там, куда упал, и теперь она видит, как много вокруг крови.
Она отползает в сторону, сжимая испачканный клинок. Пятится к стене пещеры, не отрывая от мужчины глаз. Ли-Мэй понимает, что, если он встанет или хотя бы пошевелится, она закричит и не сможет остановиться.
Ничего. Никакого движения. Только ее собственное быстрое и прерывистое дыхание громко отдается в ушах. Свет в этой пещере такой же, как и прежде. Этот свет спас ее, дал подсказку. Если она не ошиблась, конечно.
Она кладет рядом с собой кинжал. Ее руки все еще трясутся, она не может остановить эти судороги. Она убила человека. Она совершенно уверена, что убила человека.
Это не Мешаг. Не он! Она произносит последние слова вслух, сама шокированная звуком и хрипотой своего голоса. Это не может быть он, не должен быть он!
Ей нужно знать наверняка. Но это можно сделать, только если посмотреть. Это значит — вернуться туда, где лежит тело, лицом вниз, перед туннелем. Для этого нужна смелость. Ее у нее больше, чем она думает.
