— Что это минги затевают? — задал Шенк риторический вопрос. Слова произносил уже на бегу, хотя бегать в броне — занятие не для слабых.
Почти все, кто не спал, сменившись с поста, через считанные мгновения оказались на стенах. Солдаты стояли в три ряда, яблоку было упасть некуда… метни сейчас какая катапульта камень — собьет со стены десяток, а то и два.
Все глазели на мингский лагерь, едва различимый в дыму. Там происходило какое-то шевеление, будто огромное одеяло, укрывшее землю, заволновалось, задвигалось…
— А ну, живо убрались со стены! — орали терцы, прогоняя тех, кому было место внизу. — Топи смолу! Камни, камни давай! Сейчас на штурм пойдут!
Лишние воины бросились вниз — когда на стене такая суета, недолго и вниз свалиться, костей не соберешь. Веревки опять потащили наверх корзины с булыжниками — хоть и много их уже на гребне стены, да ни один валун лишним не будет. Лучше разбить врагу голову камнем, чем довести дело до рукопашной. Мальчишки сновали меж воинами, разнося связки стрел, ярче взметнулось пламя под котлами со смолой — раньше лишь теплилось, дабы густая черная гадость не застыла, а сейчас смола забурлила, пошла пускать пузыри, распространяя вокруг отвратительный смрад.
Катапульты швырнули камни — небольшие, с кулак, зато много. Шевелящаяся масса мингов задвигалась быстрее.
— Смотрите! — вдруг совсем по-девчачьи взвизгнула Синтия. — Они… они уходят!
И верно — порыв ветра, жалкий, слабенький, на миг разогнал завесу дыма, и стало видно, что толпы мингов, казавшиеся с такого расстояния не больше жуков, поблескивающих железной скорлупой, покидают крепость, выдавливаясь сквозь прорехи в стене.
— Что-то они задумали… — подозрительно пробасил широкоплечий воин с короткой седой бородой. Видно было, что борода несколько дней назад была ухоженной, сейчас же больше походила на спутаное мочало, грязное и неряшливое.
Что бы ни задумали минги, они сделали все, чтобы сбить защитников Замка с толку. Не прошло и часа, как даже самые зоркие перестали видеть хотя бы одного живого воина там, внизу. И ни одного ответного выстрела — хотя бы чтобы остудить разошедшихся орденцев, что без устали крутили вороты катапульт, посылая снаряды уже вслепую — вдаль, за стены, в надежде зацепить хоть кого-нибудь.
Воздух был неподвижен… черные облака застилали обзор, заходящее солнце окрасило гарь в страшный, напоенный угрозой багровый цвет. Люди на стенах до рези в запорошенных пеплом глазах вглядывались во все сгущающийся сумрак, надеясь и страшась увидеть движущиеся к стенам отряды штурмовиков. Но внизу, у подножия бастионов, было тихо… лишь иногда слышался стон раненых — не всем из участников утреннего штурма повезло умереть сразу. Их не добивали — вопли и стоны служили напоминанием остальным, что штурм крепости — не развлечение. А ежели кто из мингов пытался вытащить раненых, то зачастую и сам присоединялся к стонущим, получив стрелу в живот — арбалетчики на стенах не дремали.
Ночь уже полностью вступила в свои права, когда у подножия стен стражи заметили движение. К воротам шел конь — шатаясь, медленно переставляя ноги. На его спине, почти вываливаясь из седла, полулежал всадник. Его было довольно хорошо видно — кое-где пожары еще не погасли и заливали подножия привратных башен красными отблесками. Арбалетчики, засевшие в машикулях и меж зубцов крепостной стены, были снизу невидимы. Они могли бы в считанные мгновения превратить одинокого всадника в ежа, а его коня — в дикобраза, но руки, державшие арбалеты, не прикасались к спускам. Один человек — не угроза, даже будь он величайшим воином. А этот к тому же вот-вот грохнется на усыпанную телами землю.
Раздался звон неизвестно каким чудом уцелевшего во время штурмов привратного колокола. Человек дергал и дергал веревку колокола, с последним ударом все же сполз с седла и рухнул под копыта коню. Тот стоял растопырив ноги и опустив голову, и если сейчас кто-нибудь хлопнул бы измученную скотину по крупу, конь тут же завалился бы набок, расплющив покинувшего седло всадника.
Сверху, со стены, упала длинная веревка с петлей на конце. Затем послышался насмешливый голос:
— Эй, гость незваный! Цепляйся за лестницу.
Человек медленно повернулся лицом к черному небу, затем кое-как встал на колени, поднялся, шатаясь и держась обеими руками за надежный камень.
— Какая ж это, к демонам, лестница… — прохрипел он вполголоса.
Но наверху услышали, может, потому, что все, кто находился теперь на стенах, затаили дыхание.
— Лестница — это то, что ведет вверх, — резонно заметил тот же насмешливый голос. — Так ли уж важно, будешь ли ты перебирать ногами или я — руками? Обвяжи вокруг пояса, дурень!
Не решаясь отвести одну из рук от устойчивой стены, человек другой рукой кое-как накинул на себя веревочную петлю.
— Тащите! — просипел он.
— Не выпадешь? — ехидно поинтересовался невидимый шутник.
— Ну же!
Веревка натянулась, медленно поползла вверх. Конь проводил всадника задумчивым и печальным взглядом — наверное, задумчивым и, наверное, печальным, ибо со стены разглядеть выражение глаз заморенного скакуна было невозможно, — а затем все же завалился набок, именно туда, где не так давно этот всадник лежал. Над стеной пронесся гул голосов, в которых слышалось уважение — лошадь держалась до последнего.
Себрасс резким движением руки вскрыл письмо, обломки сургучной печати посыпались на пол. Гонец без сил лежал в кресле, прилагая отчаянные усилия, дабы держать глаза открытыми. Он только что влил в себя здоровенную кружку отвара, что приготовила носатая карга, державшаяся среди старших офицеров Ордена как равная. Отвар подействовал сразу, пожалуй, гонец смог бы даже встать, не рискуя тут же повалиться на пол,.. а глаза все равно слипались. Он провел в седле почти двое суток, загнал троих коней… четвертый оказался сильнее, довез его до места назначения и пал лишь тогда, когда исполнил свой долг.
— Как вы прошли через лагерь мингов? — спросил кто-то из командоров, пока Себрасс читал сообщение.
Гонец и сам не знал, как произошло, что он здесь и жив. Их было трое, он выезжал последним, и хотя гнал коня без жалости, другие были столь же быстры, столь же неутомимы. Они должны были опередить его по меньшей мере на полдня, а то и на день — но он добрался до цели первым.
Мингский лагерь встретил его брошенными повозками, несколькими оставленными шатрами, почти погасшими кострами… Горели, выбрасывая вверх клубы копоти, полтора десятка катапульт, чуть дальше полыхала пара требучетов — вернее, то, что от них осталось. Кто-то снял с осадных машин все железные части — дерево легко заменить, но вороты, массивные скобы, железные стяжки и прочее добро требует руки мастера, не каждый кузнец может изготовить нужную снасть.
