Конечно, именно в этом все дело.
Тарас в тот момент пожалел, что не остался в Мегарии. Пусть маленький ипподром в его родном городе на западе и не имел такого значения и размером был в десять раз меньше, чем этот, но там он выступал за Зеленых, а не за скромных Красных, прочно занимал второе место, имел все основания получить серебряный шлем после удачного сезона, спал у себя дома и ел материнскую еду. Хорошая была жизнь, а он отбросил ее, словно сломанный кнут, в тот день, когда агент Зеленых из Сарантия приехал на запад, увидел его на гонках и завербовал. Тарасу сказали, что он некоторое время будет выступать за Красных, так начинают в Городе почти все. Если он справится с задачей… ну, примером ему могут служить жизни всех великих возничих.
«Если ты считаешь себя достойным и хочешь добиться успеха, — сказал агент Зеленых, — отправляйся в Сарантий». Все так просто. Тарас знал, что это правда. Он был молод. Это был удобный случай. Люди называют это «плаванием в Сарантий», когда кто-нибудь вот так пользуется подвернувшейся возможностью. Его отец гордился. Мать поплакала и уложила для него новый плащ и две запечатанные амфоры заветного лекарства ее бабушки от всех болезней. Самое невкусное пойло на земле Тарас принимал его по ложке каждый день со времени своего приезда в Сарантий. Они прислала еще две амфоры летом с имперской почтой.
И вот он здесь, здоровый, как молодой конь, в самый последний день своего первого сезона в столице. Ни одной кости не сломал, заработал лишь с десяток новых шрамов и всего один раз серьезно упал с колесницы, после чего у него несколько дней кружилась голова, и он слышал звуки флейты. «Неплохой сезон», — подумал он, учитывая то, что кони Красных и Белых — особенно у менее ценных возниц — были безнадежно слабыми, когда приходилось состязаться на ипподроме с конями Синих и Зеленых. У Тараса был общительный характер, он много трудился, быстро учился и достойно справлялся — по крайней мере, так ему ободряюще говорил его факционарий — с задачами второстепенных цветов. В конце концов в каждом забеге они были одними и теми же. Перекрыть дорожку, сбросить темп, нарушить мелкие правила (крупные нарушения могли стоить твоему главному цвету победы, а ты мог схлопотать временное отстранение и удар кнутом по спине — или по лицу — от Первого возничего в раздевалке), и даже тщательно рассчитанные по времени падения с колесницы, чтобы вызвать падение соперников, настигающих тебя сзади. Фокус заключался в том, чтобы при этом не переломать кости и не погибнуть, конечно.
Он даже три раза побеждал в менее важных заездах, с участием менее сильных возничих Синих и Зеленых, также Красных и Белых. Их устраивали для развлечения толпы, и тут уж шли в ход бешеная скорость, безрассудно резкие повороты, опасные нагромождения перевернутых колесниц, и молодые возничие стегали друг друга кнутами, стремясь добиться известности. Три победы — это вполне прилично для юноши, который правит четвертой колесницей Красных в Сарантии. Проблема в том, что «вполне прилично» — этого в данный момент недостаточно. По многим причинам эта гонка имела огромное значение, и Тарас проклинал судьбу за то, что ему выпало оказаться между свирепым Кресензом и тем ураганом, в который превращался Скортий. Он даже не должен был участвовать в этой гонке, но второй возничий Красных утром упал и вывихнул плечо, и факционарий предпочел оставить своего третьего для следующего заезда, где у него мог быть шанс на победу.
В результате семнадцатилетний Тарас Мегарийский стоял на линии старта, позади коней, которых слишком плохо знал, зажатый между двумя лучшими возницами этого дня, и один из них дал ему понять, что, если Тарас не заставит сойти с дистанции его соперника, его недолгое пребывание в Городе может на этом закончиться.
«Все это потому, что у него не хватило денег на покупку пристойного оберега от табличек с проклятиями, — думал Тарас. — Но что же делать? Что можно сделать?»
Прозвучал первый горн, предупреждая о скором старте. Конюхи ушли. Тарас наклонился вперед и поговорил со своими конями. Он глубоко вставил ступни в металлические скобы на полу колесницы и нервно посмотрел направо и немного вперед. И тут же снова опустил глаза. Скортий, легко сдерживая на месте свою упряжку, улыбался ему. Гибкий темнокожий сориец всегда улыбался — ходили слухи, что эта улыбка смертельно опасна для женщин Города, — и в данный момент он с насмешкой улыбался Тарасу.
Тарас заставил себя поднять глаза. Нельзя показаться испуганным.
— Плохая позиция, правда? — мягко произнес первый возница Зеленых. — Но ты не слишком волнуйся. Кресенз — добрый человек, только скрывает это. Он знает, что ты не сможешь скакать так быстро, чтобы закрыть мне дорогу.
— Черта с два я добрый, черта с два я знаю! — пролаял Кресенз с другой стороны. — Мне нужен этот заезд, Скортий. Я хочу набрать 75 побед в этом году и хочу выиграть этот заезд. Барас, или как там тебя, держи его на внешней дорожке или привыкай к запаху конского навоза в волосах.
Скортий рассмеялся.
— Мы все к нему привыкли, Кресенз. — Он пощелкал языком, успокаивая свою четверку коней.
Самый крупный из них, величавый гнедой с левого края, звался Серватор. Тарас в глубине души жаждал постоять в колеснице позади этого великолепного животного хотя бы раз в жизни. Все знали, что Скортий — блестящий возничий, но знали также, что большей частью своих успехов — о которых свидетельствовали две статуи, поставленные на спине еще до того, как Скортию исполнилось тридцать лет, — он обязан Серватору. До этого года существовал бронзовый памятник коню во дворе возле пиршественного зала Зеленых. Зимой его расплавили. Когда Зеленые потеряли возницу, они потеряли и коня, потому что в последнем контракте с ними Скортия было оговорено, и это было совершенно необычно, что Серватор принадлежит ему, а не факции.
Он перешел к Синим зимой, за какую сумму и на каких условиях — никто не знал точно, хотя ходили самые дикие слухи. Мускулистый, любящий крепкие выражения Кресенз приехал на север после того, как был первым возницей у Зеленых на ипподроме в Сарнике, втором городе Империи, а этот ипподром славился своими опасными столкновениями во время гонок. Он компенсировал до некоторой степени горе своей факции тем, что был жестким, храбрым и агрессивным и выигрывал гонки. Семьдесят пять — это было бы великолепно для первого сезона нового знаменосца Зеленых.
Семьдесят четыре было бы великолепно — отчаянно хотелось сказать Тарасу, но он промолчал.
Да и времени уже не осталось. Левый конь в его упряжке был с норовом и требовал внимания. Он всего один раз управлял этой четверкой, еще летом. Горнист на старте поднял свою трубу. Помощник поспешил назад и помог Тарасу не сойти с дорожки на старте. Он не взглянул в сторону Кресенза, но слышал, как этот свирепый человек из Амории крикнул:
