Люк невольно покачнулся и отступил. Никогда прежде он не видел ничего подобного. Жуткий, вселяющий ужас одним только своим видом, гигантский волк, стоял всего в нескольких шагах возле него, взрывая гигантскими когтями землю. Сгорбленный, с мощными лапами и вздыбленной на загривке черной спутанной шерстью, он был ему по плечо. Если еще не выше.
Сердце дрогнуло и забилось с утроенной силой, разгоняя по телу горячее тепло. Кровь ударила в виски, и Люк вдруг понял, ощутил со всей ясностью — ему все равно, кто стоит перед ним. В любой другой момент он не решился бы сделать и шагу навстречу, но теперь внезапно почувствовал себя чем-то большим, чем-то более сильным, чем был раньше. Потому что сейчас он дрался за то, что любил. Всем сердцем, всем душой. И не имел права отступить. И не жалел себя.
Стараясь выровнять дыхания и не сводя глаз с гигантской твари, вставшей на пути, Люк медленно — очень медленно — дотронулся до своего медальона…
…
— Роуз, не с места! — задыхаясь, выкрикнула Лина, останавливаясь в десятке шагов позади девушки и пытаясь отдышаться — бег украл все силы. — Не с места… или я…
Прима как-то нехотя обернулась.
— Опять ты?.. — удивленно произнесла она, непринужденно легким движением откидывая назад длинные волосы.
В ее голосе не было страха, не было ни намека на него. Лишь самоуверенность и нахальная насмешливость. И эта несерьезность, это легкомыслие, раздражали и злили Хранительницу.
— Остановись, пока не поздно, Роуз! — предупреждающе крикнула она, заводя руку с огненным шаром назад и готовясь к возможному нападению. — Пока еще есть шанс!
Она готовилась к схватке, к самому худшему, что вообще могло случиться, но этого не последовало. Прима просто стояла и смотрела на нее усталым, разочарованным взглядом. В этот момент она выглядела как никогда беспомощной, безобидной, тихой… и почему-то немного несчастной.
— Тебе не надоело, а? — сочувствующе спросила она, глядя на Хранительницу, как на ребенка, совершающего какую-то жуткую, неоправданную глупость.
— Нет!
Лина начинала злиться. Сердце бешено колотилось в груди от волнения, рука, судорожно сжимающая огненный шар, дрожала.
— Хорошо, — будто соглашаясь с какими-то своими, неизвестными мыслями, эхом отозвалась Роуз, медленным неторопливым движением стягивая с себя куртку. Черную, со странным переплетением символов на плечах. Непринужденным движением отбросила ее на траву, насмешливо глядя на Лину, и вытащила из прикрепленного к поясу чехла нож.
Длинное, отполированное лезвие играло и блестело на свету, приковывая к себе взгляд. Прима удовлетворенно улыбнулась, поглаживая пальцем холодный металл, и подняла голову, ловя на себе удивленный взгляд Лины.
— Тогда поиграем!
…Огненный шар вздрогнул и зашипел, разбиваясь о землю сотней мерцающих искр. Хранительница не заметила, когда исчезла Роуз. Лишь увидела, как полыхнул на фоне травы тонкие серебристый росчерк. Она уловила краем глаза движение сбоку от себя.
Лишь инстинкт самосохранения и вырабатываемая годами реакция позволили ей увернуться. Отступить назад и в сторону, откидывая тело с линии удара, выпрямиться. И снова отпрянуть, уходя от новой атаки. Снова и снова.
Лина чувствовала себя мышью, пойманной в мышеловку. Роуз играла с ней, как хотела, кружа вокруг полуразмытой черной тенью в окружении сияющих серебряных искр. Исчезала и появлялась вновь — внезапно, резко, — неожиданно атакуя то одной стороны, то с другой.
И вот, когда она, казалось, сумела наконец попасть в нее огненным шаром. Что-то резко полоснуло Хранительницу по правому боку. Боли почти не было, Лина только ощутила, как быстро намокает и липнет к коже рубашка. Торопливо прижала рану рукой и обернулась, готовясь к новой атаке.
Роуз нигде не было.
— Ну, давай же! Выходи! — крикнула Хранительница в пустоту. В голосе сквозило отчаяние. Все смешалось внутри — вся боль, усталость, все разочарование, злоба, ненависть, которые она так долго копила в себе. Все поднялось внутри одной огромной волной, норовящей захлестнуть девушку с головой. — Давай! Выходи и добей меня! Ты же этого хочешь?! — голос, почему-то вдруг ставший слишком громким и резким, звенел в ушах.
— Ты же не понимаешь! Ничего не понимаешь! Помогаешь, кому не надо, а ведь они используют тебя! чтобы завладеть кристаллами! КАК ТЫ МОЖЕШЬ ЭТОГО НЕ ПОНИМАТЬ?!.
Она кричала, уже почти не понимая, что происходит вокруг, почти не осознавая, зачем это делает.
И уже почти поверила, что Прима отступила, когда перед глазами полыхнул серебряный росчерк, и послышался полный злобы голос:
— Я. ВСЕ. ПОНИМАЮ.
Резкий удар сбил Хранительницу с ног, выбивая из легких воздух. Лина не успела отреагировать, не успела сгруппироваться и смягчить падение — ее просто снесло ударной волной, отбрасывая на мятую, мокрую от росы траву. Резкая боль прошила тело, отдаваясь в голове и заставив девушку зажмуриться и нервно прикусить губу, чтобы не закричать.
Когда она усилием воли снова открыла глаза, над ней черной скалой возвышалась Прима.
Растрепанная, со спутанными волосами. Серо-зеленые глаза с яркими желтыми прожилками на радужке полыхают огнем сквозь темную щель вертикальных зрачков.
— Никогда не смей меня учить! — зло прошипела она. — Ты так искренне оправдываешь то, во что веришь. Сильно это тебе помогло?!.
Лина попыталась подняться, но Роуз с силой толкнула ее ногой в грудь, заставляя снова упасть на траву.
— Так вот и сейчас не поможет!
Крам глаза Хранительница увидела, как сверкнуло при свете серебряной лезвие, и вдруг услышала голос. Громкий, властный. Знакомый голос, в котором теперь слышался металл…
Они подняли головы почти одновременно. Китнисс. Запыхавшаяся, растрепанная. Волосы нечесаными, рваными прядями спадают на раскрасневшееся после бега лицо, одна рука судорожно сжимает рукоятку лука, пальцы другой медленно отводят назад тетиву.
— Скорость летящей стрелы шестьдесят километров в час. Хочешь посоревноваться? — голос Хранительницы не дрожал.
Сейчас она не была похожа на саму себя. Твердая, решительная, бесстрашная, она стояла, замерев, в десяти шагах от Примы, и смотрела ей в глаза с холодной жесткостью. С холодной и равнодушной ненавистью, сжимая пальцами натянутую тетиву, и наконечник стрелы сверкал металлическим блеском, нацеленный на бывшую подругу.
Прима вздрогнула, отступая. Резко, ощутимо. Впервые за все время она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО испугалась, потому что осознала — у бывшей подруги хватит сил и решимости спустить стрелу. В сердце больно екнуло, но Прима не дала волнению завладеть собой.
