— Так, значит, они тоже чародеи? — спросили, словно разговаривал с ним лицом к лицу.
Это стоило обдумать. Такого я и представить себе не мог. Я пнул Сефаро, он упал с колен прямо в мусор у порога, но не пытался подняться и только смотрел на меня, пока я не велел ему встать. На его месте я бы сгорел со стыда.
— Почему они не используют чары, чтобы бежать из плена? Они что, слишком трусливы даже для этого?
Им мешают ошейники. Они — дар'нети, подданные принца Д'Нателя. Они и их принц запретили нам развиваться и разумно использовать нашу силу. Мы используем ошейники, чтобы они поняли, что значит быть ущербным. Это самая чистая мука, которую мы можем им предложить. И весьма справедливая.
Запретить им колдовать — это казалось справедливым. Но я не мог забыть, каково это — жить в постоянном страхе, и поэтому позже, когда Сефаро пришел снять с меня перевязь, выходное платье и серебряные цепи, я сказал ему, что доволен его службой. Он слегка поклонился, но не попросил разрешения говорить. Я даже задумался, не догадался ли он, что я чуть не собрался убить его, когда был у лордов.
А потом я заснул на своей огромной кровати, не видя никаких снов.
Моя жизнь изменилась в эту ночь еще больше, чем когда я прибыл в Зев'На. Один из лордов всегда был со мной, на самой кромке восприятия — голос в моей голове, который не был мной. Это казалось столь же естественным, как дыхание или колдовство, заставляющее оловянных солдатиков маршировать, а цветы распускаться по моей воле.
Иногда бывало ясно, кому из них принадлежит голос. Нотоль шептала мне о грандиозных вещах: о том, как работает Вселенная, о волшебной силе. Парвен читал лекции по военному делу, рассказывал мне об атаке и защите, о тактике и стратегии, которые они использовали в ходе тысячелетней войны. Зиддари был… ну, Дарзидом — и мог говорить о чем угодно, начиная с того, как обращаться с рабами, и заканчивая именами наших врагов и друзей.
Иногда я вовсе не слышал никаких голосов, но стоило мне задаться вопросом о фехтовании, и Парвен отвечал мне. А если я задумывался, как волшебством подогреть воду в ванне, мне подсказывала Нотоль.
Спустя еще несколько дней лорды принялись рассказывать мне о причинах и истории их войны с принцем Д'Нателем, о том, что все жители этих земель могут колдовать, но только некоторым это удается лучше. Нотоль поведала, что предки Д'Нателя, точнее, древний король дар'нети по имени Д'Арнат запретил сильнейшим чародеям пробовать что-то новое и творить заклинания, на которые никто, кроме них, не был способен. На мой взгляд, это было вопиющей несправедливостью, как если бы папе не позволяли сражаться на мечах, лишь потому, что он делал это лучше всех.
Именно так, — подтвердила Нотоль в моей голове. — Д'Арнат боялся, что власть перейдет в более талантливые руки. И с тех пор мы сражаемся с последствиями его трусости. Мы боремся за право применять наши способности так, как нам того хочется. Принц унаследовал от Д'Арната огромную мощь, но использует ее лишь для того, чтобы держать нас скованными, в страхе, что мы затмим его собственный род.
И, разумеется, во время всей этой учебы я узнал, что существует еще один мир. Я жил в мире по имени Гондея, в то время как Комигор, все люди и места, которые я знал, остались в другом — человеческом мире, как они его называли.
Вот почему колдовство в вашем мире — страшное преступление, — пояснил Парвен. — Оно не принадлежит ему. Д'Натель и последователи Д'Арната называют наши труды злом, но что может быть большим злом, чем насаждать магию там, где ей не место? От этого проистекла великая несправедливость: взгляните на историю Освобождения, и вы убедитесь.
Сперва я немного испугался и расстроился, узнав, что оказался не в том мире, где родился, но это вскоре прошло. Лорды рассказали мне столько всего нового, и потом, я почти не мог вспомнить Комигор или лица тех, кого знал там, кроме погибших — папы и Люси. Их я помнил прекрасно.
Лорды отвечали на любые мои вопросы, кроме тех, что касались их самих. Я спрашивал об их масках и зачем они носят их. Я интересовался, почему Зиддари так долго жил в моем мире, почему он служил папе, почему спас меня, но помогал убивать других злых чародеев, живших там. Когда я задавал эти вопросы, я чувствовал рядом всех троих, однако никто не отвечал. Именно так. Голова пухла от всего того, что я успел узнать, и все же новые знания давались мне довольно просто. Я не забывал ничего из того, чему меня учили.
Когда минуло около недели после моей встречи с лордами, Дарзид пришел ко мне домой. Ну, разумеется, его звали Зиддари, но выглядел он снова как обычный Дарзид.
— Есть срочное дело, которое необходимо обсудить с вами, молодой господин, — и лучше лично, хотя вы уже вполне приспособились к нашему новому «устройству».
Мы стояли на широком балконе снаружи моих покоев. Как и из любого окна или двери Серого дома, с него открывался вид на пустыню.
— Вот-вот состоится наша первая схватка с принцем Д'Нателем, и, поскольку вам предстоит исполнить отведенную роль, вам следует узнать часть горькой правды, о которой я предупреждал.
На какой-то миг я уловил рубиновый отблеск в его глазах. Он был очень взволнован, отчего и я слегка забеспокоился. Я хотел поскорее приступить к этой войне, раз уж я ввязался в нее.
— Вы никогда не задумывались, как вышло, что вы обладаете колдовской силой? — спросил он.
— Я думал, это просто получается, когда рождаешься.
— Как зеленые глаза, высокий рост или рыжие волосы?
— Что-то вроде.
— Скажите, Герик, возможно ли, что ребенок родится рыжим, если у его матери каштановые волосы, а у отца — черные?
— Не знаю. Думаю, вряд ли.
— А если я скажу вам, что рождение ребенка с силой вроде вашей от родителей, не наделенных магическим даром, намного менее вероятно, чем смуглого и темноволосого от двух светлокожих блондинов?
Внутри у меня все сжалось, а по коже пробежал холодок, хотя до ночи было еще далеко. Яркое красное солнце обжигало мою кожу.
— Это действительно так?
— Да.
— Это значит, что кто-то — мама или папа — тоже был чародеем?
— Вам лучше знать.
— Или один из них — или оба — не были моими родителями.
Дарзид облокотился на перила балкона и вглядывался в пустыню.
— Томас был слишком властен над женой, чтобы та развлекалась с другими мужчинами. И могу сказать, что ни одна из женщин, которые были у Томаса помимо Филомены, не принадлежала к народу дар'нети.
Узел внутри меня стягивался все сильнее, так что я начинал ощущать пустоту у себя в животе.
