— Майя, — попытался смягчить я слова Тильды, — мы сделали это от безвыходности. Никто не поверит, пока врата заблокированы. Все доказательства в мирах, из которых мы пришли. Пока в совете разберутся, что к чему, враг уничтожит радугу. Что тогда? Поздно будет говорить о доверии, помощи или верности.
— Никогда не слышала ничего более недостоверного. Ладно. Чудище не сможет попасть в звездную залу напрямик. Только под двери, в лучшем случае.
— Мы не станем исключать любые варианты, — возразил Осирис и махнул в сторону Майи рукой, — а когда полиняешь, станешь золотой?
— Наверное, — немного смутившись резкой сменой темы, ответила куратор, — Кайорату нельзя нырять в столп. Он может сильно пострадать, покалечится энергией. Ведь не просто так щенков не пускают к столпу до линьки и без подготовки. А Кайората никто ничему не учил. Рассчитывать на его природное чутье опасно.
— У тебя есть другие варианты? — Пилон подошел ближе к столпу. Вся его поза выражала глубокое восхищение сердцем радуги.
— Я могу, если объясните зачем.
— А что, мы внезапно стали тебе доверять? Это после заявлений-то? Если ты в самый ответственный момент подведешь, один пепел от нас останется.
— Ладно, пугать то, — нахмурилась Майя. Ее гребень улегся, но хвост продолжал постукивать по полу, — ближе к делу, больше толка. Кайорат не должен нырять в столп. Опасно.
— Нужен постоянный приток энергии, на случай если человек окажется сильнее всех нас.
— Так…значит…, - куратор потопталась на месте, — припоминаю, врата в их мир давно закрылись, вроде как.
— Сюрприз, — злорадно сказал Ишутхэ. Похоже, Майя ему не нравилась.
Пилон стоял, опустив голову, и задумчиво жевал нижнюю губу:
— Мы как-то сможем почувствовать вторжение? Кстати, почему ты не уснула?
— Не знаю. Я задремала. Сидела, занималась, стало клонить в сон. Подремала недолго, да и проснулась. Потом почуяла вас и увидела Кайората. Человек из плоти? Почую и его. Но что дадут секунды?
— Дадут, не беспокойся, — конь пошевелил ушами и тихонько заржал.
— Я вот думаю, пока спокойно. Что делать будем? — позевывая, спросил Ишутхэ и похлопал себя по пузу, — я поел бы.
— Ладно, — Тильда, внимательно слушавшая нас, наконец, дозрела, — по двое обход каждые десять минут. Остальные вместе и бдительности не теряют. Появится враг, убьем, а там уж разбираться будем, что да как. Давай-ка, сладенькая, раз решила помогать, помогай. Нам сила нужна и много. Хочешь свою отдавай, хочешь ручейком тяни.
Майя демонстративно отвернулась и несколько раз хлопнула крыльями. Осирис подхватил Тильду на руки и укоризненно посмотрел на меня. Я скривился. Сестра тем временем поднялась в воздух и сделала несколько кругов над головами. Как золотая птица она кружила, клекоча. Перья ее сияли, чешуя блестела. Внезапно, Майя закувыркалась в воздухе и камнем упала вниз. Осирис резко присел на корточки. Тильда кубарем покатилась вперед, вскочила и, выгнувшись дугой, зашипела. Пилон встал на дыбы и с силой ударил копытами об пол. Я жалобно завыл и рванулся к ней. Крылья Майи распластались кружевным веером, она не двигалась. Пилон заржал, гневно глядя на меня. Стоило невероятных усилий остановиться, но я замер, прижавшись к полу, и ждал указаний. Осирис выпрямился. Его тело окутанное синим сиянием, дрожало от напряжения. Глаза стали такими же черными и страшными, как при недавней встрече с человеком. Я тихо поскуливал, терзала страшная мысль, что Майя погибла. Так глупо, нелепо. Виноват! Не сумел доказать, что говорил правду. Пилон что-то бормотал и топтался на месте, Ишутхэ перекинулся в волка. Тильда отряхнулась, завыла на одной ноте и стала увеличиваться в размерах. Розовая дымка, окружающая ее становилась плотнее, будто добавляя вес и рост кошке. Когда я увидел, во что превращается эта крошка, мне стало окончательно ясно, дело пахнет огромными неприятностями. Она сравнялась с волкодлаком размерами, а зубам и когтям Тильды мог бы позавидовать и Пилон. Дымка, окружавшая ее, стала настолько плотной, что выглядела второй шкурой. Едва превращение закончилось, кошка коротко рявкнула, глядя на волкодлака. Они одновременно обошли коня и стали по бокам от него. Оскалившись, с вставшей на загривках шерстью, прижав уши к головам, Тильда еще нервно размахивала хвостом, выглядели хищники, мягко говоря, недружелюбно. Осирис находился правее и шага на четыре впереди. Он что-то читал нараспев, рисуя в воздухе сложные знаки, синяя дымка которых устойчиво держалась в воздухе. Майя лежала левее, поодаль. Я вертел головой, но человека не видел. Кто же добрался тогда до сестры? Она слабо пошевелилась. Я дернулся, умоляюще посмотрел на Пилона, но остался стоять. Мне с трудом удавалось бороться с чувством острой жалости, казалось, еще немного и не выдержу, и побегу.
— Нет! — прошипела Тильда, — твое дело энергия. Когда скажу — чувствуй. Заставь себя верить, что желаешь делиться и не сопротивляйся. Если будет мало, ты должен попытаться потянуть энергию из столпа. Просто засунь лапу в него и представь что пьешь, но не пастью, а лапой. Как будто внутри течет вода. Малыш, удержись. Мы не дадим убить Майю. Сорвешься, не поможешь ей и убьешь остальных.
Я зажмурился на мгновенье. Ничего не испытывал — ни страха, ни ужаса, ничего. Только смятение и растерянность. Майя подняла голову, и я увидел, как за ее спиной поднимается стена огня. Он гудел и потрескивал, искрился алыми всполохами. Багровые волны, что катились сейчас на сестру, та самая измененная энергия, которую уже использовали для разрушения и против нас. Балахонщик! Невольно я сделал несколько шагов, и только рычание Тильды остановило меня.
Стена огня разошлась надвое, посредине стоял он. Человек выглядел жалким и потерянным. На его лице я не увидел ни триумфа, ни радости. Лишь потрясение, смешанное с осознанием своей незначительности перед лицом чего-то великого. Это выражение резко сменилось яростью, едва он разглядел нас. Выкрикнув что-то, человек дернул рукой и волна огня, сомкнувшись в единую стену, покатилась. Я попятился и взвизгнул от резкой боли. Обернувшись, увидел, что краешек хвоста окунулся в поток столпа. Дикая боль, одуряющая и очень-очень реальная. Я резво выдернул хвост из потока и замер, осознав, на что предстоит пойти, если им не хватит энергии. Готов ли на такие жертвы, малыш, а? Даже ради великой цели? Сглотнув, повернулся к стене огня и увидел, как она поглотила Майю. Я услышал рев и не сразу понял, кто его издал. Теперь кажется, меня никто не смог бы остановить. Но Осирис заревел в ответ. Ощущение оказалось таким же болезненным, как полоскание хвоста в столпе. Как будто резко хлопнули промеж ушей. Я сел на зад и тоскливо завыл, раскачиваясь. Огонь растекся перед нами, разбившись о щит, созданный Осирисом. Икуб покачнулся от удара, зарычал и резко выбросил вперед руку. Поднимаясь снизу, синие вихри текли, перекручивались, объединялись в воронку, которая с визжащим звуком покатилась и обрушилась на балахонщика. Тот сел на корточки, закрывшись руками, и его поглотил вихрь. Я увидел Майю. Ее шерстка обгорела, но для щенка прополосканного в огненном потоке, она держалась молодцом и довольно резво бежала в сторону столпа. Осирис продолжал рисовать в воздухе замысловатые фигуры, а Пилон танцевал какой-то странный танец. Я заметил, что Ишутхэ и Тильда медленно движутся в сторону балахонщика, перед ними наливаясь малиновым пузырем, колыхался щит. Внезапно вихрь, поглотивший Казимира, развалился, и человек с торжествующим воплем затряс зажатым в руках крестом. Его балахон обтрепался, на лице появилась кровь, но выглядел он еще озлобленнее и решительнее. Балахонщик начал выкрикивать неразборчивые слова, срываясь на визг и размахивать руками в каком-то исступленном подобии ритуала. Из-под его ног вырывались узкие и острые глыбы льда, образовывая вокруг крепость из полупрозрачных ледяных игл. Казимир поднял руки вверх и льдины поднялись над его головой, как хрустальная корона великана. Тильда и Ишутхэ прыгнули, Осирис выбросил вперед сжатые в кулаки руки в последний момент, разжав пальцы. Пилон заржал и дыхнул, широко открыв пасть. На малюсенькое мгновенье наступила абсолютная тишина, словно все замерло в ожидании развязки. Майя хлопнулась на пузо, прижимаясь к полу. Над ее тушкой пронеслась серая туча, вылетевшая из пасти Пилона. Следом по зале прокатилось волна ветра, сотрясая колонны, что-то завыло тонко-тонко. Туча закружилась вокруг человека, раскручиваясь туманными путами, сжимая в кольцо. Лопнули, разлетаясь на крошево осколков, ледяные глыбы, и обрушились на голову Казимира сплошным сверкающим потоком. Он с силой хлопнул в ладоши, и ледяные крошки осыпались водяной пылью. Ишутхэ и Тильда приземлились точнехонько у края водопада и с воем бросились на балахонщика. Он досадливо отмахнулся, и они разлетелись в стороны, словно мятые тряпки. Какое-то время перевертыши лежали не двигаясь, а Казимир отряхивал с балахона капли воды. Лицо его исказилось не ужасом или злостью, а удивлением и последующей решимостью.
