Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда...

– Ты смеялась, – заметил я.

– Да, – Мавка улыбнулась. – Он рассказывал очень смешные вещи. Он рассказывал, как боялся, когда дрался с тобой.

– А он боялся? – во время поединка мне так не казалось.

– Конечно. Ты же убил бородатого в первом же своём бою, а Гхай их даже не видел ни разу. Он с отцом и братьями сторожит Тропу. Им часто приходится драться с болотными пауками, со зверями из-за болота и иногда с людьми. Но про бородатых он слышал только в сказках. У нас много страшных сказок о них.

– Понятно, – Мавка продолжала гладить мою руку, и злиться мне уже совсем не хотелось. Хотелось совсем другого.

Но только я её обнял и собрался поцеловать, как в дверях гханака появился Гхажш.

«Отвлекись, – сказал он строго. – Дело есть». Моих возражений он не слушал. Пришлось оставить Мавку в одиночестве. «Дело», на мой взгляд, оказалось не настолько важным, чтобы так грубо отрывать меня от общения с девушкой. Всего-то надо было примерить и подогнать новое снаряжение, которое появилось невесть откуда. Но надо знать Гхажша, просто примеркой и подгонкой новых ремней он, ясное дело, не ограничился. Он несколько раз заставил меня уложить и разобрать заплечный мешок и все сумки и бэгги, каждый раз тщательно проверяя, хорошо ли я помню, где и что лежит. Стоило мне хоть на мгновение затрудниться с ответом, как всё снаряжение опять безжалостно высыпалось на лежанку и укладка начиналась по новой. Мавка, естественно, ушла задолго до окончания этого нудного занятия. К той минуте, когда я уже мог безошибочно достать любой гвоздь к сапожным подковам, я был зол на Гхажша, как Горлум на Бильбо после кражи Кольца.

Но и усилия Гхажша не пропали даром: поверх моего бъёрнингского одеяния сбруя сидела как влитая. Я двигался в ней, словно во второй коже, ощущая лишь возросшую тяжесть тела. Пригнано всё было безупречно. И продумано тоже. Особенно мне понравились новые ножны для кугхри и способ их крепления к заплечному мешку. Сначала я подумал, что мне не хватит длины рук, чтобы вытащить клинок из-за плеча, но оказалось, что кто-то подумал об этом до меня. Берясь за рукоять, надо было только зацепить большим пальцем ременную петлю крепления ножен. Стоило чуть потянуть, и ножны сами слетали с клинка, освобождая его для боя. Чтобы приторочить их на место, времени требовалось немногим больше, но Гхажш сказал, что для того, чтобы подобрать ножны, время обычно есть, а вот, чтобы достать меч, его всегда не хватает.

В доставании клинка и прилаживаний его на место мне тоже пришлось немало поупражняться, так что ужинали мы уже в сумерках.

– Где мне Мавку найти? – спросил я Гхажша, когда мы уже допивали ягодный взвар.

– Где парню девку искать? – вопросом ответил он. – У колодца. Пойдёшь – сбрую оставь, а буургха возьми. Пригодится.

Совету я последовал, тем более что буургха был новенький. С иголочки. И точно под мой рост, а старый, не раз прожжённый у костра и насквозь просаленный, куда-то исчез.

Парней и девушек у колодца толклось немало, но Мавку я заметил сразу же. Она сидела на поильной колоде строгая и сосредоточенная, над плечами у неё, как и у меня, возвышался плотно скатанный валик буургха.

– Мы идём в поход? – пошутил я, подходя.

– Да, – серьёзно ответила она и, крепко ухватив меня за руку, повлекла к воротам, к выходу из деревни.

– Гхажш говорил, здесь ночью медведи бродят, – снова попытался пошутить я, когда ворота остались за спиной, и мои сапоги застучали по чёрному дереву дороги.

– Они летом сытые, – всё так же серьёзно произнесла Мавка и свернула с дороги в сторону, вдоль края болота. – Они нам не помешают.

Жёлто-зелёным глазом варга подмигивала с облачного неба луна. Клубился над болотом разноцветный туман. Медведи, если они и были где-то неподалёку, нам не помешали. Мы о них даже не вспомнили… Гхажш был прав. Буургха нам пригодились. Оба.

Утро ур-уу-гхай начинается за час до рассвета. О том, что уже утро, я узнал, когда со стороны дороги раздался громкий переливчатый свист. Глаза слипались, спать хотелось немилосердно, но Мавка высунула голову из-под буургха, приподнялась и также заливисто и громко просвистела что-то в ответ.

Через минуту между деревьев обозначился чей-то тёмный призрак и сказал голосом Гхажша: «Одевайся, Чшаэм, уходим». И я стал одеваться, от спешки и темноты путая сапоги и не попадая руками в рукава. Мавка, закутавшись в свой буургха, стояла рядом, босыми ногами на мокрой траве.

– Ты вернёшься? – тихо спросила она, когда я поднялся.

– Не знаю, – так же тихо ответил я.

– Я буду плакать о тебе.

На это я не нашёлся, что ответить, и лишь поцеловал её. Губы у неё были солёные. Щёки и глаза тоже.

Я не люблю прощаний. Не любил тогда и не полюбил за прошедшие с тех пор двадцать лет. И я ушёл, не сказав ей даже «до свидания».

«Моё сердце в твоих руках», – донеслось до меня, когда я был уже далеко. Я хотел оглянуться, но жёсткие пальцы шедшего позади Гхажша, взяли меня за затылок и повернули голову на место. «Не надо, – сказал он. – Когда уходишь, своё сердце надо забирать с собой. Чтобы оно не погибло от тоски в разлуке». Помолчал и добавил: «Хорошо, когда кто-то плачет о тебе, пока ты в дороге. Значит, кто-то очень хочет, чтобы ты остался жив».

Не погибнуть от тоски, после того, как мы покинули Болотный остров, мне помог Гхай. Меньше всего от него можно было ожидать сочувствия, да он и не стремился его проявлять, но от грустных размышлений он меня отвлёк. Гхая занимали «приёмчики», которыми я одолел его в схватке у колодца. Перед его молодецким напором я не устоял, и уже весь первый переход мне пришлось ему рассказывать о брызге-дрызге. А на вечернем привале и показывать. Шли мы, не особенно торопясь, останавливались засветло, поэтому силы для плясок ещё оставались. Когда я спросил Гхажша, почему мы так не торопимся, он ответил, что до Реки нам спешить опасно, а на Реке мы своё наверстаем. Так что времени для моих занятий с Гхаем было в избытке.