Словом, так случилось, что возле Ольги в смертный Игорев час, не осталось никого, кроме Асмунда, да того же Свенельда. Души не чая в малолетнем сыне, отдала княгиня Святослава в руки храбрых мужей Арконы. Асмунд, как старший и более опытный, стал при нем дядькой, Свенельд остался воеводою.
Давно то было! Очень давно! Эх, старость — не радость…
* * *
В эту ночь Ольга проснулась, разбуженная восхитительной мелодией хрустальноголосых колокольчиков. Музыкант исполнял партию с удивительным изяществом, а звуки лились столь неподражаемые, что девушка невольно открыла глаза и осмотрелась. Млечный путь звездной рекой стремился в черную даль, прочь от ужасного нагромождения скал. Волны свободной, легкой, незатейливой мелодии, нахлынув, отбегали, но лишь для того, чтобы с новой силой ринуться в душу и заворожить, околдовать и увлечь беспечную красавицу вятических лесов. Ольга забыла о всякой осторожности, вдруг она так и не проснулась, а лишь очутилась в чьем-то чужом и вечном сне. Говорят же, что люди и то, чем они живут — это сон всесильного Рода.
Редкие кусты вереска подставляли едва уловимому ночному ветерку слабые листочки, и он ласково гладил поросль, благословляя травы. В их тихом шелесте девушке и почудилась божественная, неземная музыка. Она навевала легкую лень, увлекая за собой все ночные страхи и сомнения, она несла покой и безвременье.
В воздухе, невдалеке от стоянки, сгустилась молочная пелена — то пряди Волосынь[49] коснулись земли. Девушка заметила, как из небесного молока выкристаллизовался незнакомый силуэт и заскользил вниз под все те же божественные переливы и сладкоголосый перезвон. Ей сразу бросилась в глаза растрепанность и бесшабашность этого удивительного путника, что шагал себе вниз по одной из серебристых троп, как ни в чем не бывало. Незнакомец носил серый, подобный паутине с запутавшимися в ней звездами, плащ. Он шел, как-то сильно согнувшись, выставив голову вперед, высоко поднимая короткие слегка кривоватые ножки, а от того выглядел уродцем. Но вскоре девушка поняла, что его ступни даже не касаются лунной пыли, из которой сложилась тропа, а как бы отталкиваются от пустоты. Он приближался, а вместе с карлом ей навстречу спешил звон чудесных колокольчиков.
Да то и не карлик! Как раз напротив, незнакомец был гибким и тощим, словно жердь. Он подкатил на прозрачном, как стекло, колесе, чьи хрустальные спицы приводил в движение длинными худыми ногами. Удерживая равновесие, незнакомец стряхнул с одежды, коей действительно был грязный, изрядно потрепанный плащ, звездную пыль и снял шляпу:
— Три, два, один! Добрая ночь, дитя! Не так ли?
Ольга опешила и смогла лишь согласиться с ним:
— В эту пору все ночи такие…
Тут она снова замешкалась, так как не сумела ответить на простой вопрос: «Сколько же лет страннику?» Будь он старик, она бы обратилась к нему «дедушка», если бы незнакомец выглядел молодо — назвала бы «красным молодцом», но длинноволосый мужчина на хрустальном колесе не был ни стар, ни молод, он вообще не имел возраста, а потому Ольга немного испугалась. Немного, ведь не гарпия же это! Две ноги, две руки… Одет, правда не по-нашему, да, может, варяжский гость! К тому же — это только сон…
— Не будем терять времени! Один, два, три! У меня под полой заяц, который пригодился бы тебе, дитя!
Ольга знала, зайцы бывают белыми и серыми, еще иногда солнечными, но этот уродился на свет черным, как ночь. Хозяин хрустального колеса полез рукой под лунную материю и вытащил оттуда что-то большое, мягкое, пушистое. Оно моментально расправило четыре лапы и хвост, да фыркнуло, едва опустившись на траву.
Незнакомец улыбнулся, Ольга улыбнулась в ответ, существо на проверку оказалось котом, который уморительно чихал и фырчал, пытаясь освободиться от засевшей в густой шкуре всякой небесной всячины.
А хрусталь все звенел, и звуки его, колокольчиками, этими маленькими озорными музыкантами, тревожили тишь мертвого плоскогорья:
«Из ночи соткан день,
А потому — любите ночь!
У сказок — добрый конец,
Иначе — это быль…»
— Грустная песенка, — заметила девушка, осмелев.
— Что же в ней грустного? Шесть, семь, восемь!
— Время течет, и все меняется.
— Время стоит на месте, а текут события, — возразил незнакомец.
— Вот так и путешествуете? — вежливо спросила она.
— А разве плохо?
— Ладно! Подвез! И кати себе дальше, ума палата! — подал голос Баюн, прокашлявшись, — А то совсем ей мозги запудришь!
— Так, кто же он? — изумилась девушка.
— Чему тебя только старая ведьма учила! Это ж Повелитель Чисел! Слыхала, наверное, — продолжал кот, гнусавя и передразнивая, — «Священные Числа правят миром…»
И тут она, действительно, вспомнила слова того священного гимна, что частенько заставлял учить отроков дряхлый Станимир:
«Сюда ты придешь,
И тут же служитель откроет врата,
И пустит тебя
В прекрасный сей Ирий.
Течет Ра-река там,
Она разделяет небесную Сваргу и Явь.
И Числобог наши дни здесь считает.
Он говорит свои числа бога,
Быть дню Сварожьему, быть ли ночи,
Время ли спать,
Поскольку он Явий
И сам в божьем дне».
— Ну, мне пора! Я и так задержался! — молвил Числобог и крутанул что-то ногами.
Колесо зазвенело, затренькало, завертелось все быстрее и быстрее, да так, что, покачиваясь из стороны в сторону, стало медленно и уверенно взбираться вверх по Млечному пути, оставив по боку неясные очертания скал, увлекая ввысь своего водителя.
— Где ж мне равняться с вами, — подумала Ольга, глядя ему вслед, но затем, словно спохватившись, крикнула, — Не откажешь ли в ответе, мудрейший? Где нынче Ругивлад, черный волхв? Я невеста его!
— За поворотом Судьбы! — услыхала она.
— Будь счастлива! — донеслось мгновения спустя уже из какого-то звездного скопления.
— Хорошо вам, герои, парить в небесах! На нашу долю выпадают вполне земные заботы, — промолвила Ольга.
— Любая девушка становится такой, какой ее видят мужчины, — возразил ученый кот, — Вернее такой, какой они хотят видеть возлюбленную. Свенельд, это он там спит, если глаза не врут? Твой спутник снисходителен, ты заменяешь ему убитого сына. Но всё равно, для него ты баба, которая обязана чистить рыбу и готовить мясо. Ругивлад просто втюрился в тебя — а у глазах влюбленного — каждая покажется богиней… Для меня ты — источник пищи и тепла. Эти насекомые жутко кусаются! Ну, будь хорошей девочкой — почеши спинку! — мурлыкал усатый нахал.
