Да, но ведь мать расторгла их обручение! Он уже не жених пропавшей княжны! От перстня невесты у него осталась только половина. Однако половина же осталась! И даже если теперь для нее найдутся другие женихи, за ним, первым, кому отец ее обещал, останется преимущество…
Постой, а Дивина? Он ведь не только разорвал прежнее обручение, но обручился с тех пор с другой. И он по-прежнему помнил и любил Дивину, несмотря на прошедшие месяцы. У него редко когда выдавалось время о ней подумать, но ни одна девушка, ни в Полотеске, ни у варягов, даже сама прекрасная йомфру Альви, из-за любви к которой погиб Бранеслав, не могла и вполовину так увлечь и взволновать его, как девушка из городка, потерянного в порубежных лесах. Она ждала его – Дивина не могла обмануть, раз уж пообещала. И Зимобор знал, что непременно к ней вернется. Но… если у него будет возможность с помощью Столпомера занять смолянский стол, то лучше Дивине быть младшей женой смолянского князя, чем старшей – полотеского десятника.
А свой долг перед предками, начиная с князя Тверда, Зимобор видел в том, чтобы вернуться. Смерть Бранеслава только укрепила его решимость: он не хотел вот так же погибнуть где-то на чужбине и оставить свою землю сиротой. Он вернется. Но все семена, из которых растет наше настоящее и будущее, посеяны в прошлом. И раз уж прошлое десятилетней давности неожиданно вернулось к нему, он должен был с ним разобраться и теперь жаждал разрешения этой загадки не меньше, пожалуй, чем сам князь Столпомер.
Святилище Велеса находилось внутри горы над берегом Дивны. Двор святилища, словно блюдо, нависал над обрывистым берегом реки, и отсюда разворачивался широкий вид на «дедовы поля», где располагались сотни вытянутых курганов, больших и поменьше. Сейчас здесь было тихо и почти безлюдно. Оживление наступит позже, когда Полотеск начнет готовиться к праздникам окончания года. В первые дни серпеня, когда справляют праздники урожая, Велес похищает богиню Лелю и всю зиму держит ее в своем подземелье – тогда в святилище приводят самую красивую девушку, наряженную в убор невесты, и оставляют там на ночь. В прежние времена «невеста Велеса» находилась в святилище, не видя дневного света, до самой весны. А в совсем древние, как рассказывают, дни окончания жатвы ее приносили в жертву, отсылая к Велесу на самом деле, и она не выходила из горы уже никогда…
Кмети остались на дворе, а князь стал спускаться по неровным ступеням, вырубленным в камне, вглубь горы, сквозь темноту. Идол бога с тремя лицами, способного видеть сразу небо, землю и подземелье, с посохом в руках ждал глубоко внизу, перед священным подземным озером. Где-то на дне озера и сейчас лежат кости прежних «невест» и их дорогие свадебные уборы…
Приношения Велесу обычно оставляли во внешней пещере, а в глубину допускались только немногие и только иногда. Сам князь попадал сюда лишь два раза в год: осенью, когда приносил к подножию бога два священных снопа – Отца и Мать Урожая, и зимой в солнцеворот, когда в озеро сбрасывали жертвенного коня, – именно князь должен был перерезать ему горло и окропить кровью все три лика подземного владыки.
Осторожно нашаривая ногами ступени и придерживаясь за стену, Столпомер медленно спускался. Кому, как не владыке подземелий и повелителю всех умерших, знать, умерла ли княжна Звенимира или ее до сих пор нет в мрачных пределах? Несмотря на все свое мужество, Столпомер испытывал трепет. Семи лет как не бывало – ему отчетливо помнился тот день, когда девочка исчезла.
Все началось с того, что его родич, ныне покойный воевода Станигнев, прислал приглашение – его внуку исполнялось двенадцать и мальчику пора было вручать меч, тем самым принимая его в круг мужчин и воинов. Князь собрался в дорогу всей семьей, с женой и обоими детьми. Была середина лета, Перунов день. Пока мужчины были заняты своим, княгиня с дочерью и челядинками пошла собирать чернику. Все девушки и дети, казалось, были на виду, аукались, и голос юной княжны исправно отвечал из-за ближайшего куста. Но когда собрались домой, ее не оказалось со всеми.
Искали весь день и всю ночь до утра, обшарили каждый куст в лесу на целый дневной переход. Искали потом целый месяц, но не нашли ни единого следа. Князь и княгиня чуть ума не лишились, жаждали получить хотя бы косточки единственной дочери – но не нашли ничего. Княгиня была, казалось, тем более убита горем, что заранее знала о нем.
– Это все она! – рыдала княгиня, жалуясь только мужу, когда никто не мог ее услышать. – Это все она, проклятая, которую не звали… Как сказала, так и сделала! Я знаю. Еще когда родился Бранеслав, я помню, я видела ее! Я помню…
…Сон это был или явь, но эту ночь княгиня запомнила навсегда. Дева Будущего была врагом ее детей, и через полтора года, когда у нее снова родился ребенок, она уже сама приказала поставить только два светильника. Но, как неизбежны рождение, возмужание и смерть, так невозможно затворить дверь ни перед одной из трех вещих вил. Хочешь ты или не хочешь – их всегда будет три…
На широкой лавке рядом с ней лежала новорожденная, крошечная девочка с темным пушком на головке и темно-голубыми глазами, завернутая в рубаху матери с нарядными охраняющими узорами. Княгиня старалась не заснуть, не пропустить приход трех вещих сестер, ждала их с трепетом и страхом. Уже зная, что от одной из них не приходится ожидать ничего хорошего, но понимая, что изменить что-то не в ее силах.
– Пусть будет твоя дочка красива, как ясная звездочка, румяна, как зорька, умна и мудра не по годам! – сквозь неизбежную и неодолимую дрему долетал до нее теплый, хрипловатый голос Старухи, и звездная пыль мерцала на кудели в ее руках, из которой старшая из вещих вил уже вытянула кончик новой нитки.
– И пусть… – начала Мать, но вдруг поперхнулась и закашлялась. – Ох! Ох! Скажи ты, дочка… – Она кивнула Деве, стараясь прочистить горло.
– Пусть будет она красива, как солнце, умна, как три старых бабки, и пусть она умрет, когда обручится! – с насмешливым торжеством воскликнула Дева и взмахнула ножницами.
Взмахнула и засмеялась: она знала, что от нее не уйдет ни один из смертных, будь он зрелым мужем или новорожденным младенцем. Ее не звали. Для нее не зажгли огонька, но она имела власть войти незваной, как само будущее неизбежно приходит ко всякому, кто желает его или нет.
– Пусть она будет красива, как ясная зорька, пусть будет умна не по годам, пусть любят ее все люди, – откашлявшись, заговорила после нее Мать, и звезда дрожала на конце веретена, которое она держала в руках, готовясь принять Старухину нить. – А когда обручится, пусть уйдет из белого света, умрет, как умирает зерно, ложась в землю, чтобы возродиться колосом, – пусть полежит зиму под снегом, как трава, и пусть расцветет по весне, как цветы, пусть вернется снова в белый свет, как росток из-под земли!
