— Ну подумай сама, Фьяна, кто может в таких делах советовать? — возмутилась Марина. — У тебя куда ни кинь — всюду клин. В Фотии тебе все будет о Данжере напоминать. А у себя дома, думаешь, ты его быстро забудешь? Сомневаюсь. Я изо всех сил стараюсь тебя развлечь, а ты уже второй день как отравленная лошадь ходишь. Ну, улыбнись! — я попыталась. — Это что, была улыбка? — ехидно поинтересовалась Марина. — Даже устрицы в кастрюле это делают лучше. И что ты нашла в этом василевсе? Наглый, хищный, агрессивный… я уж не говорю про его одноглазую физиономию в шрамах!
— По сравнению с тем, как он выглядит сейчас, это были еще не самые большие недостатки, — желчно заметила я. — По крайней мере, раньше Данжер хотя бы внешне походил на человека.
— А что, после того, как он стал драконом, он стал меньше тебе нравиться? — насмешливо поинтересовалась Марина.
— Не стал, — созналась я.
— Тогда возвращайся-ка ты в Фотию. Может быть, хоть государственные заботы тебя от твоей депрессии отвлекут.
В принципе, Марина была права. Хотела я этого, не хотела, а в Фотию все равно надо было возвращаться. Хотя бы для того, чтобы привести дела в божеский вид и уведомить соседей о смене правителя. Ну а чтобы некоторым агрессивным типам не захотелось проверить на прочность новую власть, уронить промежду прочим, что Данжер в своей истинной сущности периодически будет делать облет своих владений. Ну и пару миражей запустить. Глядишь, и не сунутся лишний раз. Фотии сейчас явно не до войн. Ей бы после големов вряд-вряд восстановиться. И разве стране, в такой ответственный момент, в качестве правителя нужен такой лопух как я? Я не умею управлять государством! Я себя-то не могу к порядку призвать. Даже сейчас — мне нужно возвращаться в Фотию, а у меня все мысли заняты Данжером. И вопросом, как я буду жить без него дальше.
В объятиях василевса, удовлетворенная и обласканная, я позволила себе размечтаться. Женщина привыкает намного быстрее мужчины, обретая нелепую привычку к хорошему и наивно полагая, что так будет длиться вечно. Вот и я вообразила себе, что у наших с Данжером отношений есть будущее. Что я так и буду просыпаться рядом с ним каждое утро. Однако жизнь (как всегда) распорядилась по-своему.
В осколках ледяных звенящей тьмы
Переплелись безумье и безмолвье.
И встали, скалясь мерзко, в изголовье
Озлоблены, как псы цепные, сны.
У старых ран зажить надежды нет.
О, время, но ведь лекарь ты по роли!
Ослабь же хватку безнадежной боли
И дай надежде небольшой просвет…
Бр-р-р! Все! Хватит! Пора, наконец, взять себя в руки и заняться делами. Навестить Тугарина (как ближайшего соседа), уволиться, наконец, со службы Мирослава и вернуться в Фотию. Надеюсь, то, как выстраивать отношения с остальными соседями, мне сможет подсказать Старот. А потом… до конца практики осталось десять дней. И за этот срок мне нужно определиться со своим решением.
Тугарин принял меня довольно неплохо. А если учесть, что печенеги (как мне поведал в свое время Данжер) женщин вообще не уважают — то не просто «неплохо», а прямо-таки даже хорошо. Накормил, напоил и даже искренне посочувствовал. Правда, известие о том, что василевс оказался драконом, как-то не шибко его удивило. Видимо, мудрый хан и сам давно догадался, что с Данжером что-то не то. Оживился Тугарин только на моем рассказе о пророчестве драконов.
— Древние пророчества явили себя. То добрый знак, — воодушевился хан. — Ибо значит это, что проклятью рода моего выйдет срок.
— А что за проклятье на печенегах? — тут же заинтересовалась я. — Я как-то спрашивала Данжера, но он не сказал ничего.
— Потому как сам не знал толком. Ведаешь ли ты, что это? — протянул мне хан огромный синий камень. Ага! Помнится, я заприметила его еще при нашей первой встрече с Тугариным. Только тогда камень на шее у хана висел. Причем на такой золотой цепи — любой браток начала 90-х с зависти удавился бы. Теперь я имела возможность рассмотреть эту достопримечательность подробнее. Камень был странным. Мягко говоря. Живым, теплым и очень тяжелым.
— На свет его зри, — посоветовал хан.
Я послушалась и… буквально застыла. Внутри камня пряталось нечто, весьма похожее на галактику. Оно двигалось, изменялось и явно жило своей жизнью.
— Что это? — потрясенно поинтересовалась я у Тугарина.
— Сие — проклятье, кое наш род сам себе выбрал. Однако ж то длинная история.
— Не томи, Тугарин, интересно же! — оживилась я, удобнее устраиваясь на подушках. И хан поведал мне весьма интересную историю. Довольно красивую и по-восточному витиеватую.
Байка № 14.
Если долго идти по Красным пескам, умирая от жажды и усталости, и слезящимися глазами следить за лучами уходящего солнца, иной раз можно увидеть вдалеке, среди просторов пустыни, блестящие стены и сверкающие купола, подымающиеся среди садов. Это древний город Варахша блуждает по просторам пустыни, словно туманное видение. Стоял он подобно острову среди песчаного моря. Стены города были сложены из розового мрамора, башни из золота, крыши домов — из серебра. На берегу пруда раскинулся сверкающий самоцветами дворец. Вокруг города тянулись сады, виноградники, рощи и поля. В полноводных арыках плескались прохладные струи. Сгибались ветви деревьев под тяжестью плодов граната, инжира, персиков. Цвели розы, пели соловьи, над водой зеленел трилистник.
Именно таким увидел волшебный город предок Тугарина по имени Алпан, путешествовавший в поисках лучшей доли. Подъехав к великолепному дворцу, он спрыгнул с коня, привязал его к кусту красной розы и пошел по аллее, любуясь садом. Затем Алпан вошел во дворец и прошелся по нему, любуясь невиданным богатством. В одной комнате было золото, в другой — серебро, в третьей — сласти: сахар, леденцы, халва, мешалда; в четвертой — сто сортов всяких кушаний, в пятой — китайский фарфор, в шестой — серебряная посуда, в седьмой — золотая посуда, в восьмой — невиданной красоты золотые украшения, в девятой — алмазы, в десятой — рубины. На одном дворе били копытами и ржали чистокровные кони, на втором — потряхивали колокольцами верблюды, на третьем — топтались слоны.
Впечатленный всем увиденным, Алпан, наконец, дошел до самой главной комнаты, до сердца великолепного дворца и волшебной страны. И увидел луноликую красавицу-царевну, окруженную 40 прислужницами. Царевна была столь прекрасной, что перед сиянием ее лица тускнел даже свет луны. Глаза у нее — словно две черные виноградинки, губы, красивые, словно полураспустившийся бутон алой розы, брови — как нарисованные, волосы до пят, стан тонкий, груди под платьем — точно яблочки, шея змеиная, под губой — черная родинка, щеки, словно гранат, красные, зубы жемчужные — словом, райская гурия. Замер Алпан, не в силах отвести взгляд от такой красоты. И царевна замерла, глядя на неожиданного гостя. Понравился ей красивый парень, смутилась царевна, пригласила его быть гостем во дворце. Прислужницы принесли на золотом блюде плов, на серебряном блюде — мясо семи баранов, на деревянном — белые, сдобные лепешки, пирожки слоеные, мед, сахар, леденцы, сиропы, фисташки, миндаль. Когда поужинали, вышел из дома целый хоровод девушек. Все они были одна красивее другой. Брови черные, глаза карие, шеи белые, платья на всех шелковые. В руках у каждой девушки был музыкальный инструмент. Сазы, тамбуры, скрипки, дутары, цимбалы, бубны заиграли, песни полились, танцовщицы танцевать пошли.[16]
