— У меня свои счеты с этим ублюдком-полуэльфом, — возразил Павек. — Я иду с тобой.
— Я тоже, — заявил Руари.
Павек и забыл, что юноша с ними, он выглядел очень мрачным и больше похожим на эльфа, чем обычно, в поздних сумерках. Он немедленно пожалел о своем описании Экриссара, но при этом сильно сомневался в смысле решения Руари просоединиться к ним.
— Что скажешь, Йохан? — спросил он. — Можем ли мы, втроем, взять штурмом дом Элабона Экриссара, инквизитора, со всем тем, что там есть внутри, включая халфлинга и Лаг?
Йохан покачал головой. — Это не сработает никогда. Я не могу поменять мой фокус, если я утратил его. Я поклялся в моем сердце обрегать ее, и не сумел. Я думал, что на эльфийском рынке она увидит правду яснее, чем в таможне, вот почему я взял ее туда. Твои друзья — он выплюнул эти слова настолько саркастически, что, не боясь ошибиться, было ясно, что он имел в виду противоположное значение — ждали нас. Так что я пропал, навсегда.
— А ты уверен, что твой баньши останется в Урике, — спросил Руари, его голос прозвучал очень молодо и очень обеспокоенно. — Ты уверен, что он не вернется назад, сюда? Я имею в виду, что если ты сломал фокус своей веры, это из-за Квирайта, верно, ничуть не меньше, чем из-за ублюдка-полуэльфа? Если ты вообще что-то сломал. Ты знал, что это была плохая идея, везти зарнеку в Урик. Все знали, что ты думал и чувствовал, но Каши и Бабушка, они не слушали никого. Скорее они сломали твой фокус…
Хотя, подумал Павек, Руари поднял важный и серьезный вопрос, он сжал плечо юноши достаточно сильно, чтобы заставить его замолчать. Йохан все еще глядел в соль, повернувшись лицом к далекому Урику. Когда Руари взглянул вверх, в его глаза, готовый спорить, Павек прошептал ему одними губами, — Не сейчас, позже, — дружески шлепнул Руари по плечу и отпустил его.
— Мы вместе пойдем в Урик, — сказал он, и на этот раз это был не вопрос.
— Ты, ты можешь идти, но не Руари-
Опять мальчишка недовольно скривился и открыл рот. И опять Павек сжал его плечо рукой, призывая к молчанию.
— Червяк имеет право, — сказал он спокойным, ровным голосом. — Он пытался сделать как лучше, даже взломал тайник, хотя женщины перехитрили его. У него есть право выбора, чью ошибку он хочет исправить: Телами или Экриссара.
Если бы он был в положении Йохана, то, с точки зрения Павека, усталый дварф должен был бы принять это предложение. Кроме того, если Руари будет делать слишком много шума или мешать, всегда можно стукнуть его как следует и оставить в какой-нибудь рыночной деревушке.
— Мы спросим Бабушку, — сдался Йохан и повернулся к ним. На его лице было освобождение от всего, что он пытался скрыть. Никто не хочет умирать в одиночку.
— Мы скажем Бабушке, что мы собираемся исправить ошибку, которую она сделала, и мы все вместе станем баньши и будем шляться и выть здесь, если она попытается остановить нас.
* * *
Немного позже, при свете лампы, освещавшей ее домик, Телами объяснила им, что их план — типичная мужская глупость. — Каши мертва. Она убила сама себя — она знает как — прежде, чем сдаться этому ужасному существу или выдать секреты Квирайта. В чем-то вы правы: я ошиблась. То, что бедняки будут страдать без Дыхания Рала, самая малая цена за мою ошибку. Пока Лаг не выветрится из памяти живуших, зарнека останется в Квирайте, скрытая ото всех. Но Каши мертва, и сколько не бей себя в грудь или отомсти за все, ее не вернешь. Здесь ничего нельзя сделать. Мы все заплатили свою цену. Забудьте Урик. Забудьте все. Оставьте это в покое. — Потом она взглянула на Йохана и добавила, — Я могу изменить твой фокус, при помощи стража. Нет никаких причин жертвовать собой.
Йохан не сказал ни слова, но Павек выругался так громко, что мог бы поднять на ноги всю деревню.
И он поднял, стража Квирайта. Знание потекло через него — угрожая уничтожить его своей интенсивностью — потом рука Руари легла на его руку, помогая ему управлять силой, которую он инстинктивно призвал.
— Не пытайтесь соблазнить меня вашим извинением, — прорычал он — или вашим счетом: за это уплачено, а за это еще должен. Я знаю лучше. Я знаю Экриссара. Взгляните на меня, Телами. Взгляните внутрь меня. Взгляните на то, что я знаю об Элабоне Экриссаре и скажите мне, что не осталось ничего, что надо сделать!
Старуха не воспользовалась своей силой мыслеходца, не стала брать образы из его сознание, которые он так отчаянно пытался передать ей. Она даже не подняла свои глаза, чтобы встретиться с его взглядом, но каким-то образом она отрезала его от силы стража.
Рука Руари соскользнула с его, и наполненный энергией воздух в домике разрядился, сменившись ночной прохладой.
— Проклятое милосердие Хаману больше вашего, — прошипел Павек. Она каким-то образом уменьшила силу его голоса, когда отрезала его от силы стража. — Он никогда не разрешал ускользнуть неотомщенными из под его гнева.
Его ноги налились тяжестью. Он пошел к двери, качаясь, едва не падая. Телами не сказала ничего, ничего, что остановило бы его.
* * *
Три свежих канка, провизия и замечательное обсидиановое оружие ждали их рядом с центральным колодцем, когда Павек заставил себя подняться утром из-под тени дерева, куда он буквально свалился после того, как вышел из домика Телами. Самой Телами рядом не было. Руари сказал, что на рассвете она отправилась в свою рощу, пешком, помогая себе посохом. Еще он сказал, что она извинилась перед ними, что она плакала и рыдала, разорвала на себе одежду, и жаловалась, что готова умереть, перед тем, как уйти из хижины. Павек и Йохан надавили на него, и он признался, что провел всю ночь высматривая и бегая по деревне.
Безграничная энергия юности, с завистью подумал Павек, пока он умывался и стряхивал сон с глаз. Он закостенел, мышцы ныли, тело болело при каждом движении, как если бы он проиграл в неравном бою — в некотором смысле так оно и было: Телами проверила его на прочность еще до того, как он понял, что сражается.
И тогда перед рассветом она признала свое поражение.
Он набросил кожаное седло на спину канка, едва успев избежать приятной встречи с его жвалами. Жуки застучали жвалами, громкое и нервно, все волосы на его теле встали дыбом, но жука надо было запрячь и нагрузить. Он затянул веревки покрепче, подвесил на них мешки с едой и водой, а на свой пояс повесил длинный и острый обсидиановый кинжал.
Йохан уже сидел верхом на своем канке. Глаза дварфа были еще красно-черные, но его силы явно восстановились после ночного сна. Вернулся Руари с четвертым канком.
— В случае, если найдем ее, — объяснил он еще до того, как они спросили его. — В случае, если нам повезет.
Дополнительный канк никак не мог помешать — особенно, как сказал Ру, если им повезет. Павек молча ждал, пока Руари не оседлал своего канка и не взнуздал дополнительного. Жители Квирайта пришли посмотреть, как они уезжают. Фермеры приветствовали их, скрещивая пальцы различными счастливыми знаками, или сжимая побеги крошечных белых цветов в своих руках. Друиды просто стояли, на их лицах застыло странное выражение, которое было намного сложнее понять.
