Кажется, блондинку зовут Дениз. Уже хоть что-то.
– Она неплохая девушка, но уж слишком суетлива. И покорна как овца. Терпеть не могу таких.
Не знаю, зачем она хотела, чтобы я навестила ее? Чтобы говорить, ей не требуется собеседник. Но это даже к лучшему. Кто знает, не вызовет ли у нее подозрения мой голос?
– А ты слишком строга к ней. Всё-таки она – не служанка, а родственница, пусть и дальняя. Бедняжка не виновата, что ее брат проиграл подчистую все средства, которыми они располагали, и не нашел лучшего выхода, как застрелиться. Впрочем, ты дурно обращаешься не только с ней. Но это я еще могу понять – чего же можно было ожидать от дочери Клэр Аренвиль? Но вот то, что ты стала не чиста на руку, не лезет ни в какие ворота. Скажи на милость, зачем ты стала продавать поддельные документы? Разве тебе не хватало тех денег, что приносило поместье? Како й позор для де Ламарков! Хорошо, что твой дедушка Рауль не дожил до этого дня.
Она затягивается и выпускает в воздух новые кольца дыма.
– И не оправдывайся, – строго говорит она, хотя я вовсе и не делаю этого. – Поступок графа де Версен, конечно, выбил тебя из колеи, но то, что тебя бросил жених перед свадьбой – не повод становиться преступницей.
Ну, вот – еще и подлец-жених на мою голову!
Она по-прежнему даже не смотрит на меня. И разговаривает сама с собой, хоть и обращается вроде бы ко мне. Но то, что ее светлость не жалует графиню де Ламарк, я поняла бы и без предупреждения Дениз.
– В тебе слишком много гордыни, дорогая! Не гордости, а именно гордыни. Да, я вполне понимаю твое уязвленное самолюбие. Но согласись – о том, что твой жених бесчестен, лучше узнать до свадьбы, а не после неё.
Я в ответ только киваю, хоть и понимаю, что она не увидит моего кивка.
– Да что ты топчешься у дверей? – сердится она. – Подойди поближе.
Когда я подхожу почти к самому ее креслу, она, наконец, снисходит до того, чтобы повернуться в мою сторону. Наши взгляды встречаются лишь на мгновение: мой – настороженный и ее – почти презрительный.
И мундштук вдруг выскальзывает из ее руки и падает на ковер.
Я торопливо наклоняюсь, подбираю его, убеждаясь, что ворс не пострадал. А когда снова принимаю вертикальное положение, то вздрагиваю, замечая, как переменилась герцогиня. Ее мутновато-зеленые глаза полны слёз, а руки дрожат так, что у нее не получается поднести к лицу платочек.
– Неужели, это оказалось возможным? – шепчет она. – Через столько-то лет?
Я почти уверена – она поняла, что я – не графиня. Но как она догадалась? Ведь я еще не произнесла ни слова. И если это настолько явно, то это поймут и другие.
Я замираю, готовясь к тому, что она схватит со стола колокольчик и вызовет на подмогу слуг. А потом обвинит меня в том, что я завладела телом ее внучатой племянницы, и я снова окажусь в тюрьме. Только теперь у меня не будет денег на адвоката.
Но старая женщина не предпринимает никаких действий, чтобы меня разоблачить. Она только смотрит на меня и плачет.
– Как ты оказалась здесь, дитя мое? – тон ее сейчас совсем другой, чем пять минут назад.
Я не уверена, что должна сказать правду. Может быть, лучше всё отрицать? Но я не думаю, что у меня получится. А герцогиня, кажется, отнюдь не негодует. Напротив, она нежно касается моей руки.
И я решаюсь рассказать всё, как есть. Мне надоело притворяться, бояться и врать. Да и без поддержки мне тут не обойтись.
– Я не знаю, ваша светлость, – бормочу я и по ее знаку опускаюсь на стоящий рядом низенький пуфик. – Всё, что произошло, – полная неожиданность для меня самой.
Пока я еще ни в чём не призналась. Я жду ее ответных слов. А она хочет конкретики.
– Когда ты попала в тело Эжени?
Я чувствую дрожь во всём теле. Я как будто снова попала в зал суда.
– Я оказалась прямо на скамье подсудимых, – слова даются мне с трудом.
Герцогиня вздыхает:
– Бедная девочка! Представляю, каким ужасом это для тебя стало! Но я надеюсь, тебя хотя бы предупреждали, что однажды это может случиться?
Я мотаю головой. Кто меня мог предупредить? Бабушка? Да, она пыталась это делать, только никто не верил ей.
– Как вы узнали, что я – не Эжени?
Она усмехается:
– У тебя совсем другой взгляд. Я видела такой однажды – давным-давно, когда была еще молода.
Она всё-таки берет в руки колокольчик, но когда на зов прибегает служанка, то распоряжается всего лишь об обеде.
– И накрой на двоих. Да-да, на двоих! Ну, что ты застыла как изваяние? Что странного в том, что моя внучка пообедает вместе со мной?
Когда за горничной закрывается дверь, герцогиня уточняет:
– Надеюсь, ты ешь мясо? Никогда не могла понять, почему Эжени его не жалует.
Я совсем не голодна, но через несколько минут послушно сажусь за накрытый стол. Похоже, герцогине готовят отдельно, и у меня, несмотря на сытость в желудке, при взгляде на запеченные птичьи крылышки снова просыпается аппетит.
– Ее звали Надин, – говорит ее светлость. – Ту девушку, что когда-то попала сюда из другого мира.
У меня на глаза тоже наворачиваются слёзы.
– Это – моя бабушка, – шепчу я и откладываю вилку в сторону.
Герцогиня кивает:
– Да, я догадалась. Она была молода, красива и очень напугана. Кто угодно бы напугался, если бы с ним приключилось такое. Думаю, она рассказывала тебе об этом?
Мне стыдно признаться, но я отвечаю:
– Она рассказывала. Но ей никто не верил. Даже я. В нашем мире нет магии.
Ах, если бы я тогда слушала ее внимательнее!
– Да-да, я знаю, – улыбается ее светлость. – Она говорила нам об этом. Мне и Раулю – никто другой, кроме нас, о ней не знал. Нам казалось это странным. Мир без магии – что может быть ужаснее?
– Кажется, она пробыла здесь совсем недолго, – насколько я помню, речь шла всего о нескольких днях.
Герцогиня снова кивает. Она уже тоже не думает о еде.
– Мой брат тогда как раз занимался исследованием возможности перемещения между мирами. Это – очень сложная магия, доступная лишь узкому кругу волшебников. И официально она запрещена. Проводить такие эксперименты слишком опасно – не только для исследователя, но и для государства в целом, как бы пафосно это ни звучало. Законы Виларии на этот счет весьма строги. Но Рауля это не останавливало. Он несколько лет бился над заклинанием, которое в конце концов позволило твоей бабушке оказаться у нас.
Значит, моего дедушку звали Рауль. Красивое имя. Может быть, бабушка даже называла его, но как жаль, что многое из того, что она говорила, я пропускала мимо ушей. Нет, мы с мамой никогда не смеялись над ней – просто считали ее фантазеркой.
– Она тоже попала в чьё-то тело? – произнося эти слова, я содрогаюсь.
Но герцогиня считает это чем-то само собой разумеющимся:
– Да, в тело моей невестки.
Ох! Бедная бабушка! Какой ужас, должно быть, она испытала, оказавшись в постели с незнакомым мужчиной. Я-то хотя бы попала в тело незамужней графини.
Ее светлость, кажется, догадывается, о чём я думаю. Она смеется и грозит мне пальчиком.
– Нет-нет, дорогая, Рауль обошелся с ней как благородный мужчина. Он сразу понял, что она – не Жюстин и не требовал от нее исполнения супружеских обязанностей. Надин сама полюбила его.
Я недоверчиво хмыкаю:
– Влюбилась за несколько дней?
Но герцогиня не разделяет мой скептицизм:
– Иногда для любви достаточно одного только взгляда. Пойдем, я кое-что тебе покажу.
Мы встаем из-за стола и подходим к картине, висящей в другом конце комнаты. С холста на меня смотрит молодой мужчина – светлые вьющиеся волосы, высокий лоб, тонкий нос и пронзительные зеленые глаза. Он красив и печален. И да, я почему-то сразу понимаю – моя бабушка могла его полюбить.
7. Эжени. Тайны прошлого
– Он женился не по любви, – сообщает герцогиня, когда мы снова садимся за стол. – Наш отец так хотел породниться с Неймарами, что не стал слушать возражений Рауля. Неймары! Один из самых древних и магически сильных родов Виларии. Никто не сомневался, что в этом браке появятся дети, обладающие выдающимися способностями. Только после свадьбы мы узнали, что у Жюстин Неймар магии не было вовсе. Такое иногда случается – что дети не наследуют магию родителей. Наш отец был в гневе. И я могла его понять – родители невесты должны были предупредить нас о том, что Жюстин магически пуста.
