А учеба… сам Игнат Станиславович в свое время учился в академии заочно — уже после женитьбы на царевне Анне, Алькиной матушке. Может, и Алевтине стоит прежде хоть чуть повзрослеть, а там и сама поймет, для чего это нужно? Не то чтобы на это было слишком много надежды, но на что-то ведь надо надеяться!
Решившись, правительница обернулась к богатырю, неотрывно смотревшему на нее, и едва заметно склонила голову.
— Отчеты будешь мне носить каждую седмицу. Если случится что важное — сообщать немедля. Я должна знать обо всем, что происходит с царевной. Самой ей о том ведать ни к чему. И еще… — Наина сделала шаг, подойдя к богатырю так близко, что еще немного — и почувствовала бы его дыхание, и понизила голос до едва слышного. — Не нужно никому знать, что ты носишь мне какие-то вести. Будешь отчитываться мне напрямую, минуя писарей и стражу. Окно знаешь.
Резко развернувшись, Наина, все такая же прямая и величественная, выплыла из зала, успев краем глаза заметить, что лицо богатыря все же изменилось, слегка вытянувшись в изумлении. Внутренне усмехнулась. Что, колдун, думал, не поймет государыня, что за соколы по сигнальным меткам летают да что за гонцы скорее голубей вести приносят?
И только захлопнув за собой дверь собственной светелки, она позволила себе шумно выдохнуть.
— Не узнал… не узнал-таки! — чего было в ее голосе больше, досады или облегчения, она и сама не понимала. Впрочем, в одном была уверена: лучше пусть и дальше не узнает. Для него же лучше! Крепче спать будет…
Но ведь какова Алька! Ишь ты, жизнь он отдаст… впрочем, кто бы сомневался.
Глава четвертая, в которой царевна сталкивается с тяготами и лишениями (не говоря уже о козе)
Утро в лагере богатырей из отряда спецназначения начиналось рано. Подъем с первым петушиным криком, пробежка вокруг поляны, общая разминка и серия тренировочных поединков, а затем обливание из ведра ледяной колодезной водой — все это было обычной ежедневной рутиной.
Рубах на утренние занятия никто не надевал — все одно промокнут, — и уж посмотреть тут было на что! Ах, сколько бы сердец могло быть разбито, доведись девицам Тридевятого (да хоть бы и мужним женам!) хоть одним глазком взглянуть, как борются сошедшиеся в рукопашной могучие Михайла и Олешек; как запросто, будто с пушинкой, управляется с тяжелым копьем Савелий; как блестят капельки пота на лбах Акмаля и Ратмира, натягивающих тетивы луков; как мелькают в руках Анжея и Светика легкие мечи-одноручники… И едва ли хоть одна из дев смогла бы твердо сказать, кто из добрых молодцев больше люб — хороши были все до единого, как на подбор, каждый по-своему.
Увы, единственная девица, у которой был шанс на это диво полюбоваться, сладко спала в этот момент на узком ложе под лестницей и видела даже не десятый, а по меньшей мере двадцатый сон.
Не проснулась она и когда отряд собрался к завтраку. И когда у окна опустился почтовый голубь, а Михайла собрал богатырей, уже занявшихся каждый своими делами, на совещание.
— К Трясинной волости вызов.
— Горынычи опять бузят? — тотчас догадался Савелий.
— Они. Похоже, детишки из последнего выводка подросли, от родителей разлетелись и безобразят. Вразумить бы надо.
Трехголовые летучие змеи, водившиеся только в Трясинной волости Тридевятого, были разумны, и с ними вполне можно было договориться. Более того — Горынычей оставалось совсем мало, во всем мире всего несколько штук и есть, и Совет магов из Города-у-Моря объявил их охраняемым видом, который запрещено истреблять без крайней необходимости.
Конечно, заведись среди них какой безумец, пожирающий людей, изничтожить его бы пришлось. Но молодые Горынычи чаще разграбляли стада да палили для развлечения поля. Родители полагали, что воспитывать взрослых отпрысков все равно поздно, и философски предоставляли тем набивать собственные шишки. Поэтому карательно-воспитательная миссия доставалась богатырям-защитникам, за которыми посылали местные жители.
Учитывая, что лет 15 назад на радость ученым и на горе окрестным крестьянам Горыновна снесла вместо одного целых три яйца, и все три детеныша благополучно вылупились и принялись не по дням, а по часам расти, дело богатырям предстояло нешуточное. Молодые Горынычи характером напоминали особо злых и несдержанных человеческих подростков, только размером были с дом, да еще дышали огнем. С годами, конечно, остепенятся, образумятся, а только жителям волости от того не легче — им до того светлого мига дожить еще надо.
Трясинная располагалась неблизко, ну да с чародейным клубком да иными путями дальних дорог не бывает. Верхом за два-три дня можно и обернуться. Вот только…
Все богатыри разом обернулись к углу, в котором, сладко посапывая, продолжала спать царевна.
— Разделиться надо, — подтвердил общие мысли Михайла.
Вообще-то отряд мало на какие задания отправлялся в полном составе — порой достаточно было двоих или троих богатырей. По меньшей мере кто-то один всегда оставался на хозяйстве. Но сейчас задача предстояла непростая, и лишние воины бы в походе не помешали. Однако и царевну оставлять без присмотра и надежной охраны нельзя.
— Вчетвером поедем. Останутся… Савелий, Святослав, Ратмир.
Савелий только молча кивнул. Светик тяжко вздохнул — нелегка доля ученика: вечно все самое интересное без него! Ратмир же вскинулся, явно желая возразить, но Михайла непреклонно мотнул головой.
— Ты нынче и без того летал всю ночь. От уставшего воина толку мало.
Колдун нахмурился, явно не соглашаясь с этим утверждением, однако сказал другое:
— А коли подпалят кого?
— Соберешь нам притирок своих с собой. Ничего, до дому добраться авось сдюжим, а уж тут ты подлечишь. Не боись, — тут глава отряда позволил себе чуть усмехнуться, — чешуи с хвостов на декокты тебе привезем.
Лекарь отряда только поджал губы и кивнул. Приказы старшины не оспариваются… а очень хочется!
Не то чтобы Ратмир имел что-то против Алевтины лично. Просто он слишком хорошо знал, что женщинам доверять нельзя. Особенно красивым женщинам. Особенно тем, что представляются невинными жертвами.
Правительница Наина тоже была женщиной, и несомненно красивой… но она, по крайности, и не скрывала ничего. Глянешь на нее — и сразу ясно: не стоит у такой на пути становиться. Раздавит одним ногтем и слезинки не проронит. Это честнее. А для правителя, может, и не так уж плохо быть жестким. Всех не нажалеешься, а ей о целом государстве надо печься.
От Алевтины же и вовсе непонятно, чего ждать — это-то и не нравилось колдуну. Впрочем, бегать от своего долга Ратмир не собирался, а приказ есть приказ. Даже если больше всего хочется сразиться хоть с десятком буйных Горынычей, лишь бы не нянчиться с капризной девицей.
* * *
Первое, что поняла царевна Алевтина Игнатьевна по пробуждении, — это то, что она выспалась. Кажется, на полжизни вперед выспалась! Второе, что она поняла — это то, что она ничего не понимает.
С богатырями она как будто разговаривала незадолго до обеденного времени. А сейчас, похоже, было утро. Не могла ведь она проспать без малого целый день и ночь? Или могла?
А еще вокруг как-то странно тихо. И куда все подевались?
Царевна приподняла голову, обнаружив заодно, что кто-то заботливо укрыл ее одеялом. А вот раздевать, конечно, никто не стал — некому было, так что на ней по-прежнему было все то же драное и грязное платье, в котором по лесу пробиралась. Эх, в баньку бы сейчас… но сначала нужно выяснить, до чего тут без нее богатыри договорились.
Договорились… без нее! Алька вдруг осознала, кто и как ее усыпил и буквально взвилась с постели. Вот… колдун-недоучка! Чародей проклятый! Мерзавец, как и все они!
Комната оказалась не пуста. На лавке у стола сидел Савелий и сосредоточенно подшивал рубаху. А вот остальных хозяев дома что-то не видать и не слыхать.
— Проснулась? — Савелий поднял голову. — Здорова же ты спать, царевна! Вставай, иди, квасу испей али компоту. Вон там, в закуте кувшины. А там в баньку сходишь — топить к вечеру будем, а теперь в умывальне можешь обмыться, там и найдешь все нужное.
