— Мы добирались семь дней, а ведь у всех были отличные лошади. И все-таки, пока мы были в дороге, яблони успели зацвести. Мой Цинкалед плыл, словно солнце по волнам. Я думал о том, как здорово быть молодым, здоровым воином Артура — к последнему тогда я еще не успел привыкнуть. О предстоящих переговорах я не особо беспокоился. Мне и в голову не могло прийти, что кто-нибудь в трезвом уме способен выступить против Артура и нашего Братства. Ведь он же Верховный Король, и лучший военачальник в Британии!
Но когда мы добрались до Каэр-Эбраука, я начал понимать, что Бран все-таки может представлять опасность. Город строили римляне для своих легионов. Его ограждала хорошо укрепленная стена, а за ней могло разместиться немалое воинство. Земли вокруг богатые, народу много. Город в некотором запустении, как и все римские города, и все же это настоящий город, и к тому же вполне благополучный. Королевский отряд размещается в старых римских казармах или в собственных домах, а не как у нас, в пиршественном зале. Отряд большой. В основном, пехота, конницы почти нет. Но пятьсот хорошо вооруженных и обученных воинов — значительная сила. К тому же Эбраук мог собрать настоящую армию из окрестных кланов, а нам приходилось полагаться на вассалов Артура, а полагаться на них — довольно рискованное занятие. Поэтому я въезжал в Каэр-Эбраук куда осторожнее, чем рассчитывал по дороге.
Бран жил во дворце какого-то римского полководца, и ремонтировали дворец последний раз никак не меньше века назад. Мы остановились перед дворцом, передали лошадей конюхам и убедились, что с ними и нашей поклажей все в порядке. А потом уже отправились к Брану. Пока мы объясняли слугам, кто мы и откуда, из дворца вышла девушка и пошла к конюхам, чтобы посмотреть на лошадей в стойлах. — Лорд Гавейн помолчал, покачивая головой. — Чистый солнечный свет струился с небес, как родниковая вода над песчаным дном, на дырявой черепице ворковали голуби. И сама девушка казалась тенью птицы над водой. У нее были светлые волосы… Подойдя к лошадям, она обернулась, наверное, почувствовала мой взгляд. И слегка покраснела… Но тут нас пригласили к королю.
Я чувствовал себя, как струна арфы, которую только что тронули. Я хотел написать песню о том, как она двигалась. Кровь во мне пела. Но переговоры… Пришлось сдержаться и заняться делом.
— Она красивая была? — вырвался вопрос у Морфуд. Мать сердито посмотрела на нее. Лорд Гавейн некоторое время тоже смотрел на мою сестру, а потом как-то беспомощно пожал плечами.
— Мне она показалась очень красивой. Я спрашивал потом других, но никто не видел в ней особой красоты. — Он сделал паузу и вдруг резко добавил: — Нос у нее был слишком длинный, зубы великоваты, да и тощая она была, как жердь из забора.
— Постой, ты же сказал… — отец в недоумении посмотрел на гостя.
— Да, сказал! Но я видел только ее удивительную грацию: как она подбирает юбки, проходя по двору, как поворачивает голову, как свет скользит по ее лицу, когда она улыбается. Она стоит на месте, и выглядит, как простушка. Она начинает двигаться или говорить — и вот она уже красавица, а голос, словно у жаворонка над холмами. Она сама умудрилась сделать себя красивой, красота не дана ей от природы. — Лорд Гавейн уставился в огонь, сжимая и разжимая кулаки. Мне показалось, что воспоминания причиняют ему боль. — Вот и все. Я хотел смотреть на нее снова, я думал, что хочу ее, и мне было наплевать, что я даже не знаю ее имени. Я никогда ... ну, в общем, когда я думал о ней, я испытывал блаженство! И я совсем забыл, что она тоже может чувствовать. Господи, прости меня, но я думал только о своем удовольствии, и не думал о том, что отдавать не менее прекрасно, чем брать.
Лорд Гавейн как-то гневно посмотрел на отца, потер ладони друг о друга, собрался и продолжил говорить. — Я говорил с Браном из Ллис Эбраук. Получилась славная словесная битва. Он то и дело пытался оскорбить Верховного Короля, а я парировал его выпады, задавал прямые вопросы или уничтожал их своими комментариями, и оба мы беспокоились о политических последствиях. В конце концов, Бран прямо спросил меня, как долго я намереваюсь здесь оставаться. А мой господин напутствовал меня так: «Оставайся там, пока того требует ситуация». Ситуация очевидно требовала, чтобы я не спускал глаз с Брана. Так что я подумал и ответил: «С вашего позволения, я останусь, пока мой господин не призовет меня обратно». Брану это не понравилось. Он же понимал, что у меня на глазах не сможет готовить отряд к войне. И убивать меня ему не с руки, поскольку Верховный Король отомстит. Он уже понял, что предлога для ссоры я ему не дам. Так что пока он ограничился обычным предложением устроить в честь моего прибытия пир, а все его достояние, дескать, к моим услугам, ну, и прочее подобное. Ушел я с облегчением. Перед пиром я прилег отдохнуть и снова подумал о девушке. Кто она? Одна из служанок Брана? Одета просто, о лошадях заботится… Бран предложил мне гостеприимство, и я стал думать, что если мы задержимся здесь, то я сумею ее получить. Так и заснул, представляя ее улыбку.
На пиру я увидел ее. Она вошла в зал, чтобы налить вино для высокого стола, и на ней оказалось платье из синего шелка, скрепленное золотыми застежками, а волосы просто сверкали от золота и камней. Бран улыбнулся ей и шутливо сказал, что вот и Луна взошла. Она улыбнулась в ответ и наполнила его бокал. Человек, сидевший рядом со мной, шепнул мне на ухо: «Это Элидан, дочь Кау, сестра короля».
«Вот и все, — сказал я себе. — Со служанкой я бы еще как-нибудь управился, но сестра короля для меня недоступна. Не хватало еще оскорбить королевскую честь неуместными посягательствами!»
Она налила вина и села рядом с Браном. Это означало, что за столом ей отведена роль королевы. Жена Брана не так давно умерла при родах. Через некоторое время она снова встала, чтобы снова наполнить кубки, и подошла ко мне. Наклонила кувшин, и часть вина выплеснулась. Она ахнула и выронила бы кувшин, не поймай я его уже в воздухе. Так получилось, что наши руки встретились, а когда я поднял глаза,
