которых обитателям поверхности очень сложно. Деревья прорастали из толстых сводов пещеры и тянулись вниз, к свету Первопламени. Их стволы достигали в диаметре пяти метров. Причём рост этот, насколько можно было судить при помощи грубых измерительных средств, которыми располагали ученые княжеств, был приблизительно равномерным. Поэтому за год принимали период времени за который толщина ствола увеличивалась на десять сантиметров. Как правило, каждые десять лет выбирали одно дерево и с его помощью вели летоисчисление.
— Помню, но не слишком хорошо, — честно признался Геометр. Ему тогда было около десяти и их — бедных рабочих — конфликт между княжествами практически не коснулся. Геометр знал только, что верховный князь то ли обнаружил заговор против себя, то ли сошёл с ума и поверил, что этот заговор существует, повёл войска из нижнего мира и прошёлся огнём и мечом по ряду княжеств. Тогда был казнён отец Аристократа, а самого мальчика спасло то, что он был отдан на воспитание в другую семью, которая после казни отца ребёнка усыновила его, спасая таким образом от расправы.
— Да, чернорабочих и служанок почти не тронули. А вот людей ученых, даже студентов вырезали сотнями. Но князь всегда отличался набожностью. Ни один священник тогда не пострадал, — отец Градимир пристально посмотрел на Геометра. — Тихон, ты не глуп и наверняка обо всём уже догадался. Поэтому очень хорошо подумай над моим предложением. Договорились?
— Хорошо, — кивнул Геометр, вспомнив о вчерашнем происшествии в корчме. Намёк отца Градимира был прозрачен — намечалась новая война, и появление последней дочери великого князя в Мракгороде не случайность. Нужно поговорить об этом с друзьями. С Аристократом в первую очередь.
— Я рад, что ты меня услышал. Теперь иди в лазарет, сегодня там много работы, — вздохнул отец Градимир, печально посмотрев на своего помощника.
Когда Геометр уже выходил из комнаты, священник его окликнул.
— Тихон, ты ведь знаешь, что я отношусь к тебе, как к родному сыну?
Геометр кивнул.
— Я тебе прошу, будь осторожен. Твой друг — ты знаешь о ком я — становится очень опасным спутником. Если дойдёт до того, о чём меня предупреждают, дело им не ограничится. Поэтому очень хорошо подумай над моим предложением. Если не ради себя, то ради меня и твоей матери. Пожалуйста!
— Я подумаю, — тихо произнёс Геометр, после чего покинул помещение и направился вниз по винтовой лестнице в лазарет.
Отец Градимир не был паникёром. Если он затеял этот разговор, значит всё было очень серьёзно. Нужно сегодня же предупредить Аристократа!
Прорытые в земле улочки становились тем шире и глубже, чем ближе они подходили к подножию горы, где располагались возвышавшиеся надо всей равниной башни поместных князей. Впрочем, на фоне горы они выглядели как жалкая попытка бросить вызов Первопламени. Верхний город посещали не самые влиятельные семейства, поэтому они считали строительство башни демонстрацией своего могущества среди мелких правителей. Поскольку великий князь считал посещение Верхнего города недостойным его, поместные князья могли попытаться соперничать между собой, не жалея денег на то, чтобы сделать свою башню как можно выше, что считалось признаком влияния и силы княжеского семейства. Аристократ, добравшийся в этот район после того, как они с Геометром отвели Мечтателя домой, зашёл в не самую высокую башню. Но оказавшись внутри, он почувствовал прилив душевной теплоты, радости и грустной ностальгии.
Чадящие факелы у самого потолка, закопченные, покрытые мхом и плесенью стены, неприятный запах сырости, свидетельствовавшие о том, что в башне давно никто не жил, не могли испортить воспоминания Аристократа о детстве. Именно здесь, в этой башне, прошла большая его часть. В пристройке, что располагалась в стороне от винтовой лестницы, он играл с детьми прислуги. По самой лестнице они бегали наперегонки, спорили, сумеют ли добраться доверху, прыгая на одной ноге, вечно путались под ногами у служанок, натиравших стены до блеска. А в самой верхней комнате, где он спал, было окно, из которого открывался вид на Великую равнину и Грозное море. В минуты, когда сердце заволакивала дымка грусти, когда он вспоминал своих родителей, свой отчий дом, когда становилось невыносимо больно от утраты, от беспомощности, от злобы на великого князя, по чьей вине Аристократу было запрещено называться именем отца, он всегда подходил к окну и смотрел туда, в черную, изредка освещаемую яркими вспышками молний, даль. Злоба отступала, грусть забывалась, горечь рассасывалась, а боль смягчалась. Их место занимало восхищение перед необъятным простором, неизведанной далью, местами, где никогда не ступала нога человека, за исключением разве что персонажей легенд, в реальность которых Аристократ не верил ни в детстве, ни тем более теперь. Этот восторг, осознание собственной ничтожности, желание набраться смелости и отправиться в путь наперекор ураганному ветру и беспощадному морозу Храбр пронёс в душе через всю свою жизнь.
Иногда, глядя в окно, он замечал маленькие светящиеся точки, будто бы огни факелов, которые зажгли живущие где-то там, в той чёрной неизведанной дали разумные существа. Аристократ гадал, как могут они выглядеть, похожи ли на людей или разительно от них отличаются? Их общество такое же несправедливое или, может, они сумели искоренить бедность и неравноправие, войны и тайные заговоры? Или наоборот, они ещё большие дикари, чем жители княжеств Славославья? Впрочем, огоньки гасли, и Аристократ уже не был уверен, не сыграло ли воображение с ним злую шутку. Бескрайняя даль надежно хранила свои тайны, и вряд ли кто-нибудь когда-нибудь сумеет их разгадать.
Слегка тряхнув головой, Аристократ вернулся в настоящее, вздохнул, провёл рукой по влажной, слизкой поверхности стены, провожая воспоминания о тяжелом, но всё равно любимом периоде своей недолгой жизни, снял пышную дорогую шубу, которую подарил ему опекун и стал подниматься по винтовой лестнице. До встречи с княжной в харчевне, он не знал, зачем Истислав назначил ему встречу, но теперь догадывался. Неторопливо переступая с одной ступеньки на другую, Храбр собирался с мыслями и готовился к встрече со своим опекуном. Истислав из Белопещерья, не самый богатый и не самый влиятельный поместный князь, был близким другом отца Аристократа. Когда Драгомир попал в опалу к великому князю, он отдал Храбра на воспитание Истислава. После разгрома дружины отца и его казни вместе с женой и детьми, Храбр оказался последним законным наследником и тоже был бы казнён, если бы Истислав не усыновил его, заставив взять отчество Истиславович. Тогда Аристократ слабо понимал, что происходит, поэтому подчинился воле опекуна, но когда стал старше, сильно переживал о своём решении и стыдился его. Сегодняшняя стычка со Жданом из Ущёрок
