Одет он был в рубище без рукавов, свисавшее до самых лодыжек, по фактуре похожее на многослойную паутину синего цвета. Подпоясан толстым куском веревки — весьма удобно. Узловатые запястья наподобие наручей были обернуты такой же синей материей.
Я осторожно прихлебнула из плошки и довольно причмокнула. Это был густой картофельный суп-пюре с ярким пряным ароматом, не обжигающе горячий, но сильно теплый — как раз то, что нужно для моего исстрадавшегося желудка. После первого глотка мне показалось, что я могу выпить десять таких порций, но, дойдя до половины миски, поняла, что организму не справиться. Понадобится время, чтобы привыкнуть к нормальной человеческой пище.
Краем глаза я видела, как старичок внимательно, с интересом и одобрением следит за мной. Было очень неудобно отдавать недоеденную еду, с детства учили оставлять тарелку пустой, но дедок не обиделся, а только покивал и тару у меня забрал.
— Могу я спросить у вас, где я… — начала было я.
Но старик мягко похлопал меня по плечу, что-то промычал и вышел в невообразимого вида дверь, очертаниями повторяющую трещину в каменной стене пещерки.
Дремота медленно обволакивала сознание, но любопытство снова одержало победу над сопротивляющимся разумом, и я вяло огляделась. Помещение было совсем маленьким, без окон, со светло-серыми каменными стенами, плавно переходящими в потолок и пол, из чего я заключила, что все еще нахожусь под землей. Во всех стенах были небольшие углубления и ниши разной формы и размеров. Создавалось некоторое ощущение, что я лежу в кладовке. Видимо, меня решили заготовить. На зиму. Какое-никакое, а мясцо — на холодец должно хватить. Хотя после моего многодневного голодного турне в темноте блюдо будет совсем ненаваристым.
В массе своей ниши были пустые, но в некоторых стояли светящиеся голубые камни, свет от них исходил живой, пульсирующий, как будто внутри был заключен голубой огонек от свечи. Я лежала на странном ложе из пористого материала. Из такого же была сделана дверь. Напротив, рядом с проемом, находилось небольшое кресло, а у изголовья высился столик, на котором стояла железная кружка. С водой — проверила я. Когда дошла очередь до постельного белья, сон почти сморил меня, я только подумала, что закутана во что-то тонкое, нежное и в то же время очень мягкое и теплое. Завернувшись до самого кончика носа в воздушное серебристое одеяло, легкое, как паутина, и теплое, как кусок овечьей шкуры, я с наслаждением провалилась в сон.
Я просыпалась и снова засыпала. И с новым пробуждением чувствовала, как силы постепенно возвращаются, а раны, промытые и перевязанные в период моего беспамятства, заживают и начинают жестоко чесаться. Каждый раз, открывая глаза, я видела тарелку супа на столике и удалявшегося старика, уносящего старые повязки. А лицо и израненные конечности приятно холодила какая-то белесая мазь. Откуда он узнавал, что я пришла в себя, да еще успевал к этому времени подогреть еду, понятия не имею. На все мои вопросы только тепло улыбался, качал головой и что-то мычал. Про себя я прозвала его «дед Герасим».
Оказывается, я была недалека от истины — на мои особенно настойчивые расспросы он жестами дал понять, что глухонемой.
Как-то раз мне показалось, что я пришла в себя, когда старичок сидел на краешке кровати и какой-то палочкой водил у меня перед носом, при этом от палочки ко мне тянулись длинные разноцветные светящиеся нити. Я была удивлена не столько этой его палочкой — тоже мне, волшебник выискался, сколько многоцветием этих нитей. Расширив в восхищении глаза, я рукой потянула за одну из них, дед Герасим при этом озадаченно охнул, а в голове у меня расцвел огненный цветок, и я провалилась в забытье. Конечно, проснувшись, рассудила, что мне все привиделось; правда, дедок стал на меня странно поглядывать украдкой, думая, что я не вижу.
Свой рюкзак и, как ни странно, этюдник я обнаружила под ложем, когда попыталась встать. Меня немного шатало, но голова уже не кружилась от каждого резкого движения. Все вещи в рюкзаке были сухими, будто кто-то их вытащил и тщательно просушил перед тем как убрать и задвинуть под кровать. Даже листы в блокноте были относительно ровными, не подумала бы, что плавали. Телефон, правда, включаться категорически отказывался. Ну и фиг с тобой, все равно никакого толку. Этюдник немного рассохся, но в целом был в порядке, все краски белели пластиковыми колпачками на своих местах, а кисти и разбавители в футлярах — им вода нипочем. На кресле лежала чистая сухая рубашка и носки, рядом стояли кроссовки. Он бы еще шнурки погладил, подумала я с легким недовольством и благодарностью. Очень хотелось снять с себя грязную, хоть и высохшую майку и сменить ее на рубашку. Штанов на смену джинсам у меня, увы, не было. Но мне было ужасно жалко надевать чистую вещь на давно не мытое тело.
В таких расхристанных чувствах меня застал мой спаситель. Снова прекрасный суп, совершенно не надоевший, и яркие бусины глаз пронизывающе уставились на меня. Что-то промычав себе под нос, дед Герасим забрал у меня тарелку и поманил за собой. Это что-то новое, я сунула ноги в кроссовки и приготовилась двинуться за стариком. Он замешкался у двери и, обернувшись, указал на одеяло, рубашку и носки.
— Что? Взять с собой? — удивилась я.
Дедок торопливо покивал. Я сгребла вещи и, завернувшись предварительно в одеяло, немного неуверенно вышла в проем. За ним оказалась другая пещера, намного больше моей. В центре в круглом углублении между двумя каменными плитами, напоминающими столы, в полу горел большой костер, причем топливом ему служили изломанных очертаний черные ветки. Во всех стенах были ниши, частью заставленные какими-то вещами — склянками, глиняной посудой, котелками. Кое-где их освещали пульсирующие камни. В правой и левой стене было несколько знакомых странной формы дверей, прямо чернел зев проема. Мы двинулись к нему. Попутно старичок ловко кинул миску в углубление возле стены. Раздался звонкий плеск. Так это раковина!
Но мы быстро прошли мимо, пересекая пещеру, и нырнули в черный провал. Низкий коридор привел нас в маленькую, круглую, совершенно пустую комнату, если не считать углубления со светящимся голубым камнем. Я вопросительно посмотрела на деда. Но он, не обращая на меня никакого внимания, подошел к стене и, что-то мыча себе под нос, принялся водить руками. Обалдеть! Попала к подземному шаману! Но тут, к моему великому изумлению, он нашарил рычаг и дернул — стена отъехала в сторону, открывая за собой очередной коридор. Старикашка нырнул в него, прихватив светящийся камень, и я, собрав вещи, последовала за ним. Куда ведет-то? Переселить решил? Сначала с вещами на выход, а дальше? Коридор имел явно природное происхождение. Я видела подобные в книжках про вулканы, когда раскаленная лава оставляет в породе причудливые ходы. Периодически приходилось так сильно пригибаться, что, казалось, вот-вот нужно будет вставать на четвереньки, но потолок постепенно повышался, давая отдых моим ослабшим мышцам и суставам. Деду-то хорошо, он лишь чуть голову наклонял — низенького росточка, он был мне где-то по грудь, хотя держался всегда прямо и не горбился. Идти пришлось долго, несколько раз мы останавливались передохнуть, но, судя по виду деда Герасима, он скорее жалел меня, чем сам отдыхал.
