— Прошу прощения, маэстро, но у меня ее нет.
— А где она? Не скурил же ты ее сам!
— Я ее продал, — преспокойно доложил Лукас, словно именно для этого ему и дали в руки злосчастную сигару. — Поклонникам у служебного входа.
Первым расхохотался Орландо, так как Диего на секунду заколебался — смеяться или чем-нибудь запустить в нахала.
— Это кто? — утирая слезы и постанывая, спросил король Мистралии, обретя способность говорить.
— Наш бухгалтер, — прохихикала Ольга, не в силах остановиться.
— Он Пуришу случайно не родственник?
— Родственник, — радостно подтвердил Диего. — Пуриш уверял, что троюродный племянник.
— Врет, проходимец, — уверенно заявил Орландо. — Наверняка внебрачный сын. Или родной брат. Не иначе.
— Не извольте беспокоиться, — заверил Лукас, — я возмещу вам стоимость сигары и добавлю в качестве компенсации двадцать процентов от прибыли.
— Да ладно… — махнул рукой щедрый маэстро. — Пойдем, там народ уже, наверное, пить начал.
— Я доложу маэстрине Ольге итоги сегодняшнего дня, и мы подойдем, — пообещал Лукас, и Ольга с сожалением вспомнила, что она действительно владелица всего этого безобразия и вместо веселых посиделок с артистами должна сейчас уныло и тоскливо заседать с бухгалтером, слушая, как сегодняшние аплодисменты и цветы трансформируются в золотые монеты и ровные рядочки цифр…
Разумеется, когда они с непьющим Лукасом присоединились к вечеринке, большинство присутствующих уже были пьяны, как поросята, а Орландо успел уйти. Как объяснил трезвый наставник, некий голос из-под потолка напомнил его величеству, что забытая в королевской ложе супруга начинает гневаться, а также что через две минуты его ожидают на Международном Совете. Его величество испуганно охнул и исчез. Вот так всегда… Бедный Плакса.
Ольга поискала взглядом Диего, отметила, что супруг уже изрядно налакался без присмотра, вожжи брошены и увещевания бесполезны. Кажется, и Тарьена он споил. Насильно, наверное. Ну что ж… не начинать же теперь воспитательные нотации. И поздно, в обоих смыслах, и неуместно — в такой день, когда человек весь светится от счастья… Пусть. Ведь для маэстро Эль Драко этот день действительно особенный. День возвращения. Не тот день, когда погасший Огонь впервые шевельнулся в пустом очаге. И не тот, когда желание вернуться только возникло. И не день официального обнародования имени. А истинный день возвращения великого барда — день триумфа, цветов и аплодисментов. В кои-то веки она угадала правильно — из Диего действительно получился самый правильный, самый лучший орк.
В течение вечера нетрезвый маэстро превратился сначала опять в орка, ибо его пляски подозрительно напоминали исполненное сегодня на сцене, потом в укуренного эльфа, ибо нес такую пургу, что слушать было стыдно, потом в тролля, ибо начал натыкаться на мебель и в коляску залез только с третьей попытки…
На дальнейшие сравнения Ольгиных познаний в местном бестиарии не хватило. Но если здесь водились всякие русалки и их мужские аналоги, то именно это и последовало за тролльей стадией. Любимый муж возжелал немедленно искупаться, на полном серьезе вымыл голову, о льющейся воде напрочь забыл и, если бы Ольга не заметила подтекающий из-под двери ручеек, наверняка затопил бы бедного дяденьку-скульптора.
Пока Ольга, ругаясь и ворча, закрывала кран и собирала с пола ручьи, лужи и прочие комнатные водоемы, непутевый супруг продолжил серию трансформаций. Сомнительный образ самца русалки сменился ролью жизнерадостного привидения. Диего бродил по комнате, счастливо хохотал, то и дело отбрасывая с лица мокрые волосы, распевал финальную арию победившего добра, которую сегодня исполнял Тарьен, даже проявил намерение высунуться в окно и поставить пару окрестных кварталов в известность о своей великой радости, но, к счастью, не сумел открыть. А то ведь простудился бы, балбес, зима — не самое подходящее время для голых кабальеро, а оттаскивать пьяного Кантора от объекта его стремлений — задача не для слабой женщины… Как бы это счастливое нечто уложить спать, вот еще проблемка…
Задавив в зародыше несостоявшийся потоп, Ольга затолкала тряпку под ванну и вернулась в комнату, размышляя, как бы все-таки исхитриться и убедить дорогого муженька в необходимости сна. А то ведь, не ровен час, откроет-таки окно или через дверь выбежит в чем есть, если ему стукнет в голову мысль прогуляться…
Диего стоял у зеркала, с радостным хохотом что-то в нем разглядывая. Зеркало честно отражало счастливую физиономию в обрамлении мокрых, висящих сосульками волос и шальные, почти безумные глаза.
— Любимый, — как можно жалобнее позвала Ольга, не особо надеясь, что ее вообще услышат. — Пойдем спать, а?
— Да! — радостно ответствовало привидение и почему-то опять расхохоталось, запустив в волосы пятерню и приподняв их надо лбом.
— Что — «да»?
— Да! Именно! — С просветленным видом алхимика, совершившего открытие века, упившийся маэстро схватил валявшиеся на трюмо тупые ножницы, которые Ольга специально выложила на видное место, чтобы не забыть снести к точильщику, и одним махом отстриг себе клок волос.
Ольга подскочила и в ужасе отобрала у него режущий предмет, пока не случилось чего похуже. Диего, как ни странно, расстался с ножницами безропотно и даже согласился, что спать — это надо, это да.
Через десять секунд он уже дрых поперек кровати, продолжая счастливо улыбаться во сне.
Наутро Ольга обнаружила любимого мужа сидящим у зеркала. Кабальеро скорбно пялился на свое отражение и ощупывал спадающие на лоб пряди разной длины. Похоже, он сам не помнил, как вчера от полноты чувств пожелал своими силами восстановить бардовскую челку. А может, и помнил, но спьяну ему казалось, что все получилось обалденно красиво…
— Доброе утро, пьянчужка, — улыбнулась Ольга, наблюдая эту картину.
— Ну, можно сказать, почти доброе… — грустно вздохнул Диего и еще раз всмотрелся в свое отражение. На огрызок челки это не оказало никакого воздействия. — Я вчера не сильно буянил?
— Пытался затопить соседей и вылезти голым в окно, — злорадно поведала супруга.
— Хоть не подрался ни с кем, и то приятно, — философски заметил маэстро, честно пытаясь мыслить позитивно. Отражение в зеркале всячески этому препятствовало.
— Ну что, подровнять? — предложила Ольга.
Диего откинул назад увечную прическу, еще раз посмотрел на себя и покачал головой.
— Да нет, я лучше в парикмахерскую схожу. Мне надо съездить в Мистралию, а показываться перед своими крестьянами с прической, над которой поиздевались сначала я, а потом ты… Недостойно и не подобает.
