Король побледнел, и охрана сразу же взяла его в плотное кольцо, желая увести подальше от опасности, но его величество с места не тронулся.
— Дюс, иди, посмотри! — повелительно указал перстом на выход правитель.
Я с охотой подчинился, вылетев за дверь быстрее арбалетного болта.
Посреди маленькой комнаты похожей на шелковую шкатулку, в луже собственной крови лежал ребенок. Хватило одного взгляда, чтобы убедится в его смерти. Для того чтобы преставиться достаточно колотой раны на груди, но убийца подстраховался и буквально открутил голову, развернув ее на триста шестьдесят градусов.
Я опустился на корточки и осторожно закрыл мальчишке глаза.
Бедный малыш! Как ты умудрился оказаться в ненужном месте в ненужное время?
Потом украдкой огляделся — надо извернуться и найти свою подопечную. В том, что она осталась жива, я не сомневался.
Спрятаться в этой комнате девчонка не могла, потаенные местечки отсутствуют. Нет ни громоздких шкафов, ни опущенных до самого пола портьер. Конечно, вполне могло статься, что ее попросту увели по приказу того же Фирита, но тогда к чему весь этот фарс?
Из приоткрытой двери донесся ровный голос его величества, — Викки, сходите и Вы посмотреть, а то ведь умрете от любопытства.
Я тихо выругался и перетек ближе к выходу в коридоры дворца.
Правитель отправил ко мне своего секретаря! Не доверяет, раз решил добавить «глаза и уши».
Секретарь открыл дверь своим задом и, пятясь мелкими шажками, задвинул тощее тело в комнату. Разогнулся он только после того, как Фирит оказался вне поля зрения, зато потом ему хватило секунды, чтобы оказаться рядом с трупом.
Надо сказать, повел себя Викки довольно странно: вместо внимательного осмотра места преступления, любимчик короля схватил левую руку погибшего, шустро задрал рукав куртки и, как мне показалось, облегченно перевел дух.
Затем Викки щелкнул крышкой чернильницы, с которой не расставался, наверное, даже во сне, и торопливо начал выводить на нежной детской коже корявые загогулины. По-другому назвать кривые значки я не мог.
Это необычное поведение второй после повелителя гадины Наорга заставило меня сделать вперед пару шагов, и я чуть было не пропустил момент, когда дверь за спиной стала открываться. На пороге показалась служанка.
Хорошо, что реакция у меня мгновенная, пока женщина медленно открывала рот, для того чтобы завизжать, успел не только заткнуть его своей ладонью, но и вытолкнуть дуреху вон, закрыть за собой дверь, разглядеть ту, кого служанка держала за руку. А еще достать нож и ткнуть его под ребра паникующей, сопроводив это действие словами, — Молчи, коли жить хочешь!
У несчастной брызнули слезы из глаз, и она испугано затрясла головой, обещая повиноваться.
— Уходи, я буду ждать тебя через полчаса у Нового моста. Не убережешь ребенка — разрежу на ремни! — нежно прошептал ей эти слова на ухо, не сомневаясь, что их услышат.
Потом отпустил свои руки и уже громко сказал, — Иди и займись делом. Нет там для тебя ничего интересного!
Женщина торопливо засеменила по коридору прочь, крепко зажав в ладони пясть девчонки. Та почти бежала, пытаясь приноровиться к шагам взрослого человека, и постоянно оглядывалась на меня. Я успокаивающе кивнул и мысленно пообещал себе выполнить угрозу, если служанка вздумает ослушаться, а потом вернулся на прежнее место. Очень вовремя вернулся.
Секретарь уже прекратил свои загадочные манипуляции с пером и чернилами и, разогнувшись, громко позвал самодержца, — Ваше Величество!
Фирит, не заставил себя ждать, объявившись на пороге. Он неторопливо, словно на прогулке, подошел к убитому ребенку, брезгливо прикрыв рот батистовым платком, постоял, пристально разглядывая тело, а потом сделал нетерпеливый знак рукой. Тот, кому предназначался безмолвный сигнал, понял его сразу: секретарь опустился на колени и вспорол рукав куртки до локтя, явив нашим взорам черную загогулину.
Его величество буквально впился в нее взглядом, я тоже сделал пару шагов вперед, стараясь запомнить нарисованный знак.
Что- то мне подсказывало, что вечером обнаружу похожий на другой маленькой ручке.
Правитель едва заметно пошевелил пальцами, и «верный» Викки, торопливо послюнявив кусочек ткани, потер отметину.
Мне с трудом удалось скрыть усмешку. Секретарь выполнил приказ с таким усердием, словно не он минутой раньше начертал значок.
А с другой стороны, что ему беспокоиться, если чернила застывали намертво? Их нельзя смыть, свести или стереть, королевский слуга это отлично знал.
Ценились невыводимые чернила настолько дорого, и производились в таких мизерных количествах, что позволить подобную роскошь могли только правители, и то не самые бедные. А в Наорге их вовсе, под страхом смерти, разрешалось иметь только Несравненному Фириту.
В общем, государь даже помыслить не мог о наглом обмане и предательстве со стороны доверенного человека, а потому вполне удовлетворился осмотром.
Он вздернул голову, и в его глазах засиял огонь торжества, который король даже не попытался скрыть. Более того, он с вызовом посмотрел на меня, и я похолодел.
Первый раз его величество дал понять, что убийство невинного человека, да к тому же ребенка, произошло по его велению.
Похоже, Фирит решил поставить меня перед выбором: молча проглотить этот факт и быть готовым исполнить ЛЮБОЕ пожелание государя, или принять вызов и приготовиться к ожиданию смерти, которая обязательно явится, в виде наемных убийц (хотя это маловероятно), или в отравленном блюде, или в пропитанном ядом подарке с королевского плеча.
Я задумчиво и скучающе посмотрел на потолок, потом на пол, потом вовсе куда-то в сторону. Как и ожидалось, мой господин намек понял правильно и мелодично рассмеялся, — Дюс, я вижу, ты устал и нуждаешься в отдыхе! Отпускаю своего верного слугу домой, но жду завтра. Викки подготовит для тебя деньги, приходи в это же время, поболтаем немножко… О твоем будущем.
Я поклонился и направился к выходу.
Фирит дал сутки на принятие решения, и надо употребить это время с толком.
Уже в коридоре меня догнал мягкий, как подтаявшее масло голос секретаря, — Сир, как прикажите похоронить?
Я остановился и стал медленно надевать перчатки, старательно прислушиваясь к разговору. Речь короля снова стала ленивой и тягучей, словно патока.
— Как-нибудь, мне все равно. Главное, чтобы тихо и незаметно.
— Может сжечь?
Теперь голос «Викки» переполняла забота об интересах короны.
Так и стоял перед глазами его преданный собачий взгляд, которым он каждый раз одаривал солнцеподобное величество, и каковой, как выяснилось, недорого стоил.
