— Вы позволите, сир? — церемонно спросил канцлер.
Дождавшись разрешающего кивка, он посмотрел на лиса и вкрадчиво спросил:
— Но ведь в сегодняшнем случае стрела была белой, не правда ли? Не слишком ли много натяжек?
— Эрр Филтон, вы, как всегда, ухватили самую суть, — слегка польстил канцлеру лис. — Цвет стрелы — это наиболее важная деталь произошедшего. Суомы используют стрелы трёх цветов: красного, чёрного и белого. Красные стрелы предназначены для кровной мести. Чёрными стрелами суомы убивают тех, кто каким-либо образом оскорбил их верования. Именно такой стрелой и был убит эрр Родерик Гронберг. Он, кажется, любил путешествовать? Как видите, некоторые легенды очень даже живучи.
— А белая стрела? — канцлер, казалось, всерьез заинтересовался рассказом.
— Суомы никогда не покушались на августейших особ. Во всяком случае, в книгах об этом нет ни слова. Остаётся только догадываться о происхождении этого табу. Однако существует случай, когда суомы вправе пренебречь любыми запретами. Белый цвет — цвет смерти, цвет очищения. С того момента, как ягд-камень стал наконечником белой стрелы, суомы обязаны любой ценой выполнить волю дарителя.
— Ничего не понимаю! Какого дарителя? — Грав XIII понемногу начал злиться. — Ты не можешь объяснить проще?!
Тёмный лис развел руками.
— Я постараюсь, сир. Всё дело в священном ожерелье богини Муствеэ, которое состояло из десяти морских раковин. С тех пор, как оно исчезло, над суомами лежит проклятие белой стрелы. Уже больше тысячи лет они разыскивают эти раковины по всему свету. Когда очередная раковина обнаруживается, суомы становятся рабами её владельца. Они не могут её купить, выменять или взять силой. Есть только один способ её приобретения — долг белой стрелы. Это означает, что суомы обязаны убить того, на кого укажет владелец раковины. Для суомов является огромным горем, если оказывается, что владельцу раковины никого убивать не нужно. В этом случае им остаётся ждать, пока кто-нибудь из его потомков не потребует у них долг. Вот тогда они должны убить жертву любой ценой, даже если для этого потребуется посылать убийц одного за другим до последнего члена рода.
Король перестал расхаживать по кругу.
— Так… Если я правильно тебя понял, то вслед за этим убийцей придёт следующий? И так до тех пор, пока я не отравлюсь к Белолобому? — раздражённо спросил он.
Королева напряглась и внимательно посмотрела на тёмного лиса, словно надеясь на то, что он сейчас опровергнет всё сказанное раньше.
— Увы, сир, это так, — с горечью ответил лис.
Далия не смогла сдержать горького вздоха.
В Малый круг невесть откуда проникла муха и, словно насмехаясь над королем, принялась безумно метаться по кругу. Внешний министр вытер струйку пота, покатившуюся от виска за ворот его крахмального воротника. Канцлер прикрыл глаза и, стараясь быть незаметным, немного потоптался на месте, чтобы размять начинающие затекать ноги — в его возрасте становилось слишком тяжело простаивать на Советах.
— Нет никакой возможности остановить их? — спросила королева. — Наверняка должен существовать какой-нибудь способ! — она с надеждой взглянула на тёмного лиса.
— Есть только один способ… — Вейдж немного помолчал и продолжил, — если человек, потребовавший долг белой стрелы, умрёт, а суомы к его смерти не будут иметь никакого отношения, то они будут считать себя свободными от обязательства. В этом случае священная раковина будут считаться очищенной от проклятия.
— К-хм, ты имеешь в виду заказчика, лис? — спросил канцлер. — Но мы даже не знаем, кто он!
— Салийская ведьма! Кто же ещё? — прошипел король, пристально глядя на Новиджа.
О темных делишках внешнего министра с салийским послом уже давно ходили неясные слухи. Придворные дамы шёпотом передавали друг другу истории о похождениях внешнего министра. Подарки салийского посла эрру Новиджу уже давно перешагнули за грань дипломатических подношений, предписанных всяческими правилами: роскошная карета, чистопородный скакун, принадлежавший еще совсем недавно тэннскому князю, прекрасное седло аурийской работы. По большому счёту, подарки не являлись остро необходимыми — толстяк Новидж уже лет пятнадцать как не выезжал на охоту, а в седле последний раз сиживал и того больше. Но сам факт душевной дружбы посла и министра интересовал не только придворных сплетниц.
Тем временем Вейдж, разделявший подозрения своего монарха, глубоко вздохнул и произнес:
— Я знаю человека, который желает вашей смерти, сир.
Грав XIII повернулся к своему преданному слуге:
— Кто?! — ледяным тоном спросил он.
Вейдж выпрямился, и, расправив плечи, чётким голосом, как того требовал древний ритуал, произнес:
— Я, Вейдж сын Тодда, тёмный лис при дворе короля Грайвора и Аурии Даниэля Грава XIII, именем Святого Шаура, по закону Грава I, основателя Грайвора, требую Права Подковы!
Канцлер даже бровью не повел, словно бы каждый день лисы требовали у короля Право Подковы. Внешний министр тем временем шумно выдохнул, отирая трясущийся двойной подбородок, и шёпотом пробормотал:
— Туда ему и дорога.
Король единственный, казалось, кто был по-настоящему изумлен и не мог скрыть своих чувств:
— Что?! Ты понимаешь, чего требуешь от меня?
— Да, сир, — тихо ответил лис.
— Даниель, дай ему Подкову! — тихо промолвила королева.
Его Величество обернулся к ней — в глазах Далии застыла мольба.
— Канцлер, распорядитесь о подготовке, — отрывисто приказал Даниэль Грав. — Церемония состоится ровно через полчаса на этом же самом месте. Вы с министром можете быть свободны, — добавил он и вышел, громко хлопнув дверями.
День первый
семь часов после Полуденной службы
На дубовом столе с гулким стуком материализовалась кружка с пивом. Хозяин корчмы немного потоптался на месте, словно желая что-то сказать невзрачному клиенту, потом шумно вздохнул и поплелся к стойке. Проныра, сделав быстрый глоток, поднял глаза и цепко осмотрел зал. Его взгляд мгновенно перелетел от стены к стене и снова уткнулся в кружку. Всё, что надо, он уже увидел. Сытики так не умеют… Впрочем, у них никогда и не появится привычки прятать глаза. Для этого надо, как Проныре, родиться в другом квартале, где такой навык помогает выживать. По взгляду можно определить угрозу, опознать переодетого лиса, да много чего можно. «Долго будешь пялиться, быстро будешь остывать!» — любил повторять Старый Робин.
Мда… Старый вообще много всяких присказок знал. Его и старым-то прозвали оттого, что он ещё помнил настоящих, как он говорил, воров. К нему, конечно, не особо прислушивались, но Робин умел красиво завернуть, особенно после выпитого бочонка. Прошедшая война длилась семь лет, и многие уже забыли, каким был мир прежде. Сейчас всё по-другому. Вот Робин, например, болтал, что ворам раньше убивать ну никак нельзя было, дескать, не по понятиям это. Иначе, говорил он, это уже не вор, а просто шваль перекатная. И грабить нельзя было. И воевать. Да много чего. Ну, и где они сейчас? Воевать им, видите ли, нельзя. Можно подумать, вербовщики отпустят тебя, если ты им заявишь, что ты вор и за отчизну биться не можешь. Проныра вспомнил ту облаву вербовщиков, когда повязали Старого Робина. Был бы он трезвым — ушел бы от них без вопросов, недаром сам Проныру обучал, как отрываться от погони и выскальзывать из кольца оцепления, а так… Когда двое вербовщиков подхватили его за руки, а третий сноровисто приладил колодки, Старый сразу протрезвел. Проныра видел его лицо… Брр, до сих пор дрожь берёт. Такое впечатление было, что Робин уже умер. Наверно, оно так и было.
