Нет, это не сон. Это явь, такая настоящая, что скулы сводит судорогой. Я ведь нахожусь здесь не просто так, а чтобы что-то исполнить.
Поручение. Важное. По крайней мере, таково оно для меня, а значит, может случиться все, что угодно, прежде чем я достигну цели.
Я готов?
Да.
Кровь. Насилие. Смерть. Девушка, обреченная на муки. Мужчина, назначенный палачом. Всего лишь клочок ковра с неясным рисунком. Всего лишь мгновение. Я перешагну его, отдайте только приказ.
Марево, густеющее не по минутам, а по вдохам. Слезы на глазах. На наших глазах, только в ее взгляде вопрос, а своего мне не дано увидеть.
Темный взгляд, охваченный беспокойством. Беспокойством за… меня?
Ей следовало бы думать о собственном будущем, хотя оно и незавидно. Волноваться из-за кого-то другого? Ставить чью-то жизнь превыше той, что когда-то наделили тебя самого? Это же так…
Глупо.
Глупо?!
Это слово и вправду сейчас в моих мыслях? В мыслях человека, потратившего половину прожитых лет на то, чтобы быть тенью других людей, из которых вряд ли нашелся хотя бы один достойный? Или мое прошлое тоже только сон, монотонный и беспросветный?
Не было тысячекратно исхоженных улиц Веенты? Не было хитроумных уловок Атьена Ирриги, умеющего отыскать выгоду даже на дне вычерпанного досуха кувшина? Не было беспомощной злости, неспособной вдохнуть в тело прежние силы? Не было…
– Не причиняй ей вред.
Голос. Звонкий. Но это не голос Лус, ее губы по-прежнему неподвижны, как и взгляд. Взгляд, постепенно наполняющийся мелкой удивленной дрожью. И мне бы стоило удивиться, только почему-то не получается.
Как ему удалось бесшумно проскользнуть в дверь, с его-то увечной ногой? А вот надо же, ухитрился. Правда, такому тщедушному тельцу должно было хватить и совсем маленькой щели, чтобы протиснуться внутрь, а предатели-петли промолчали.
– Не причиняй ей вред.
Интересно, куда делась его рубашка? Последний раз, когда мы виделись, мальчишка был одет и выглядел если не смирившимся со своей судьбой, то достаточно спокойным, а сейчас кажется, будто его лихорадит. Кажется, что мы с ним дрожим в одном и том же ритме. А может, только одного меня трясет. Точнехонько в такт звукам детского голоса:
– Не причиняй ей вред.
Я знаю его. Я помню: он чем-то важен. Важнее, чем кажется.
Он ниже ростом, чем я, ниже, чем Лус, и свет почти добирается до его лица. Но даже если бы в одночасье все свечи вдруг потухли, мне не удалось бы никуда скрыться от его взгляда. От двух угольков, пылающих алым пламенем.
Двух угольков?
Всколыхнувшееся марево накрывает глаза ленивой волной. Нет больше комнаты, нет линий и цветов – одна странная круговерть, посреди которой злобно скалится безволосая девчонка, собирающаяся натравить на меня…
Демон. Он – демон. Он должен сидеть под замком.
– Как…
Это еще не реплика, а всего лишь попытка, проваливающаяся в самом начале. Мой вопрос не нужен. Бессмыслен.
Его руки по локоть в крови. В его собственной. Сеть порезов на коже, частью глубоких, частью поверхностных. Пара пальцев, согнутых так, как они вовсе не должны сгибаться.
Если на его пути высились преграды, он ломал их, чтобы прийти сюда. Ломал, не щадя полученного в распоряжение тела. Но ради чего? Или… ради кого?
– Не причиняй ей вред.
Лицо ребенка, перекошенное гримасой то ли боли, то ли отчаяния, то ли решимости, а может, всем вместе и сразу.
– Не причиняй ей вред.
Он упорен в своем решении. Но чего хочет добиться? О чем он говорит, все настойчивее и настойчивее?
Новая волна перед глазами. Более высокая. Более сильная. И куда прозрачнее предыдущей. Взгляд устремляется за ней. Поворачивается. Кажется, что я смотрю куда-то внутрь самого себя, а в следующее мгновение снова встречаю на пути красные уголья. Еще раз. И еще.
Голова кружится. И с каждым кругом в мои уши молотом вбивается снова и снова несколько остающихся неизменными слов:
– Не причиняй ей вред.
Не крик. Почти шепот, словно силы иссякли вместе с кровью, покинувшей пальцы. Но для меня – настоящий гром.
Эхо сердца бьется уже в самых висках. Стремительный бег нарастает до предела, чтобы вдруг оборваться и швырнуть меня к искупительному ложу. Ладони успевают опереться о край, но действуют сами по себе, потому что сейчас мне все равно. Пусть будет падение.
Что угодно, только бы вновь почувствовать незыблемость мира.
Что угодно, только бы вернуться обратно. Вернуться туда, откуда начал.
Пусть это будет означать, что весь путь придется пройти заново, я согласен. Мне не привыкать. Пусть ноги снова двинутся вперед в ритме старого доброго марша. Марша, который с утра и до вечера всегда вел меня по городу и по жизни.
* * *
– Не причиняй ей вред.
– Ты просишь?
Перед глазами белая простыня. Смятая. Влажная от прикосновения моих ладоней, все еще прижатых к ложу и удерживающих меня на весу, потому что ноги пока заметно дрожат.
Надо же, справились. Значит, силы еще есть. Вот только хватит ли их, чтобы дотянуть до завтрашнего утра?
– Или приказываешь?
Молчание. Настороженное, но не враждебное. И на том спасибо. Правда, потом все повторяется снова:
– Не причиняй ей…
– А других слов не знаешь? Тогда будь другом, помолчи минутку, а то голова и так идет кругом.
Я качнулся вперед, наконец-то сел и смог расслабить явно перетрудившиеся руки. Закрыл глаза, прислушиваясь к дыханию.
Ровное. Почти. Сердце все-таки перестало бешено стучать.
– Наваждение прошло?
Он так называет помешательство, охватившее меня с головы до ног?
– Ага. Надеюсь, что прошло.
Хотя чуточку вру: в самом начале мне было хорошо, куда лучше, чем теперь, ведь не приходилось думать. Вообще ни о чем. Полнейшая пустота там, куда хотя бы изредка должна заглядывать такая дама, как воля. Получил приказ – и в бой. Жизнь настоящего солдата, разве она не хороша? Обо всем позаботятся командиры, твое же дело только рубить и колоть. Красота! Когда я жил именно так, тревог и забот точно не знал. А что, если сегодня, всего несколько минут назад, мне выпал шанс все вернуть обратно? Шанс, от которого я почему-то поспешно отказался?
Пламенные речи зажгли огонь в моем сердце, оно подчинило себе тело и разум… Ненадолго, однако. Стоило командирскому гласу стихнуть так не вовремя, началось нечто куда более интересное. Словно кто-то старательно расчистил в моей голове целое поле, а дом возвести забыл. Успел только выкопать глубокую яму, с краев которой тут же начал осыпаться песок, погребающий под собой все полученные наставления. Безвозвратно? Кто знает.
Нет, впечатлений слишком много, чтобы начинать их осмысливать прямо сейчас. Когда-нибудь позже. В другой раз. Единственное, стоит убедиться:
