– Кушенькает! – возликовал Нексус.
Слопав обе изюминки, василиск с надрывом кукарекнул. В ответ меж прутьев мелькнул третий снаряд: морщинистый, по форме похожий на голову черепахи.
– Косточкой не подавится?
– Там нет косточек. Это сабза. И шигани.
– Ага, хорошо…
С кушетки за процессом кормления наблюдал Матиас Кручек. Выглядел доцент не лучше, чем хворый василиск. Небрит, всклокочен, в мятой одежде, он вызывал отвращение у самого себя. Глаза слипались, спать хотелось так, что аж дух захватывало. Раздеться бы, лечь, свесить гребешок, поджать лапки, обвить тело змеиным хвостом (а лучше, одеялом), слопать ведро изюма – и баиньки…
Его забрали прямо из дома Биннори, на рассвете. Когда он ехал к поэту, на углу Бакалейщиков опрокинулась телега, груженая бочками. Карета доцента застряла в пробке. В итоге он опоздал полюбоваться пикантным зрелищем – капитан Штернблад ловит гарпий на живца! – и, извиняясь за опоздание, полночи тужился отследить хоть что-то из действий Келены.
Чуть грыжу не заработал.
Увы, старания не увенчались успехом. Астрал был чист, как слеза младенца. Эфир безмолвствовал. На всех эасах царили тишь да гладь. Утомившись, доцент заснул под утро, и проморгал отъезд гарпии в сопровождении псоглавца.
Подняли его через час, едва ли не пинками. «Мастер! – орал скороход, как при пожаре. – Мастер, за вами карета!.. лейб-малефактор изволили передать: милости, значит, просим!» Спросонья Кручек не сразу сообразил, о какой милости у него просит лейб-малефактор. А когда сообразил, было поздно: он сидел в присланном экипаже и ни свет ни заря катил в гости к Нексусу.
Тогда он еще не знал, что в гостях будет не одинок.
Все повторялось. Возвращалось на очередной круг, будто ребенок, вертящийся на карусели. Жилище лейб-малефактора. Василиск в клетке. На стуле примостился Андреа Мускулюс, бодрей бодрого. Малефик в эту ночь гарпией пренебрег. Выспался, вредитель. Баю-бай, баю-бай, спи, астрал не колебай… а в кресле у окна, где в прошлый раз сидел гипнот Скуна…
Сон одолевал. Мозг превратился в амфисбену, двухголовую змею. Засунув меньшую главу в рот большей, амфисбена колесом катилась с горы в пропасть забытья. От жара змеиного тела плавились мысли, растекаясь зеркальными лужицами. Желая взбодриться, Кручек налил себе в ладонь из кубка и растер лицо холодной водой.
– Больной выздоровел? Сударь Кручек, я к вам обращаюсь.
– Н-не знаю…
– Не знаете?
– Когда я уходил, Биннори еще спал. Как по мне, вполне здоровым сном. Я не лекарь, точнее сказать не могу. В ауральном смысле все оставалось в норме. Собственно, аура Биннори и раньше не давала повода для опасений.
– Что сказала гарпия?
– Когда меня разбудили, ее в доме уже не было. Абель сообщил, что гарпия перед уходом утешила его. Уведомила, что с мэтром все в порядке. Паразит уничтожен, якорь восстановлен в чистом виде. Нет причин для беспокойства.
– Полагаете, ей можно верить?
– Верить? Не знаю. Но ее слова легко проверить. День-два, для очистки совести, неделя – и мы все убедимся: здоров Биннори или нет.
– Ваше мнение, сударь Мускулюс?
– Я согласен. Время покажет. К сожалению, у нас нет других вариантов.
Вопросы задавал не лейб-малефактор. Старца целиком поглотила забота о василиске. Но и без хозяина дома здесь нашлось кому спрашивать. В кресле у окна, разглядывая блюдо, на котором красовалась горка изюма разных сортов, сидел Великий Слепец – Антонин Тератолог, коронный друнгарий Реттии, глава Департамента Монаршей Безопасности.
Человек, которого в этой жизни не интересовало ничего, кроме ограждения короля от посягательств на высочайшие жизнь и здоровье. Среднего роста, брюшко, узкие плечи, камзол вытерт на швах – если б не льдистые глазки, он сошел бы за скуповатого владельца пивной. Но в пивной Тератолога разливалось горькое пиво. Судачили, что он – паук, что от него тянутся нити к родственным канцеляриям Бадандена, Анхуэса, Брокенгарца, и стоит одной-единственной ниточке зазвенеть…
Но судачили – шепотом. И уж вовсе еле слышно вспоминали, как пару лет назад, когда Совет Бескорыстных Заговорщиков едва не укокошил Эдварда II, Антонин Тератолог подал королю официальное прошение. Он желал покончить с собой – любым способом, какой дозволит монарх. Ибо не уберег. Блеф? – нет. Положительная резолюция, вне сомнений, повлекла бы за собой смерть коронного друнгария. К собственной жизни он относился так же, как и к прочим жизням.
Равнодушно.
Эдвард отказал в прошении. Тератолог остался жить, и даже сохранил пост главы департамента. Но если раньше он охранял монарха, как бдительный пес, то теперь собака превратилась в фанатика.
Время от времени Антонин брал с блюда изюминку и съедал. Или угощал Царька, щелчком отправляя дар в клетку. Без косточек – василиску. С косточками – себе. Мелочь – Царьку. Большие, мясистые ягоды – себе. Сабзу – ящерку. Хусайни – себе.
Это завораживало.
Косточки похрустывали на зубах. Косточки злоумышлеников, невпопад подумал Кручек. Находиться в присутствии двух людей, охранявших его величество от покушений всех видов – магических и телесных – было невыносимо трудно. Доцент чувствовал себя заговорщиком, посягателем на королей. Каждый ответ вызывал дрожь: а вдруг я проговорился? брякнул лишнее?
Один лейб-малефактор Нексус так на него не действовал.
– Я бы хотел, сударь Кручек, услышать ваши соображения. Не стесняйтесь. Говорите все, что сочтете нужным. Итак, паразит уничтожен? Якорь чист? Что это значит?
– Якорем гарпии называют яркое, отягощенное чувствами воспоминание. Или надежду на некое событие в будущем. Сами они лишены таких якорей. Появление на якоре мощного паразита мало-помалу приковывает к нему все внимание человека. Все силы души направлены в единственную точку. Это способно ослабить, свести с ума, а со временем и убить…
Рассказывая, Кручек увлекся. Сведения, какие он собрал в последнее время, результаты бесед с гарпией, дневники Джошуа Горгауза – камень за камнем ложился в фундамент здания. Доцент впервые излагал накопленное в виде теории. Кое-где зияли лакуны, но уже просматривался каркас.
Андреа Мускулюс иногда вставлял то или иное соображение. Делалось ясно, что и малефик не зря провел эти дни. Какими путями Мускулюс шел, осталось загадкой, но его комментарии говорили Кручеку: коллега преуспел в исследовании гарпий. Наверное, и с Келеной разговаривал… приглашал в «Гранит наук», заказывал рубленое мясо…
«Ревность?» – изумился Кручек.
И замолчал.
– Значит, паразит, – странным образом подвел итог Антонин, ножичком двигая изюминки. Так гадалки раскладывают пасьянс, играя с судьбой в дурня-подкидыша. – Кого гарпия называет паразитом?
