Прошло двенадцать лет…
В отремонтированном и перестроенном Летнем дворце императрица Лаймасай вместе с тремя своими детьми — двумя мальчиками и девочкой — занималась боевой гимнастикой. Занятия происходили на свежем воздухе, на специально созданной для этого площадке. Несколько женщин-лучниц находились неподалеку и охраняли царствующую семью от появления возможных недоброжелателей. Эти телохранительницы являлись скорее данью традиции, чем насущной необходимостью. Ни одному честному жителю Кайвая не пришло бы в голову проникать в Летний дворец с враждебными намерениями, а немногочисленных преступников с каждым годом становилось все меньше и меньше. Их количество сокращалось не в результате каких-либо карательных действий и уж, тем более, не потому, что в Кайвае нечего было похищать или отбирать. Просто сам уклад жизни кайвайцев не располагал к проявлению криминальных наклонностей, и прибывавшие в страну иностранцы быстро перенимали привычки спокойных, улыбчивых и добродушных обитателей этой процветающей страны.
Лаймасай выглядела значительно моложе своих лет и казалась скорее старшей сестрой, чем матерью своих детей. Уже двенадцать лет ее кожи не касались едкие белила и румяна, а три года назад она получила заслуженный титул «продвинутого ученика» школы Парящего Дракона. Теперь Лаймасай передавала древнее благородное искусство кайвайского народа своим детям. И не только его. Она рассказывала им о прошлом, предостерегала от ошибок, которые были допущены ее предками.
Наблюдая, как сыновья и дочь выполняют комплексы упражнений, императрица говорила:
— Теперь, когда из Кайвая изгнаны ложь, лицемерие, актерство, наша жизнь стала чище и светлее. Жизнь обрела истинную ценность, истинное значение.
Старший сын, девятилетний Лампан, с хитрой улыбкой произнес:
— А я сегодня утром видел, что в дедушкин дом въезжали повозки бродячих актеров!
— Да, я знаю о том, что твой дедушка любит театральные представления. Я и сама с интересом смотрю на игру актеров. Но при этом я никогда не забываю о том, что актеры лишь отражают реальную жизнь, копируют по-настоящему великих людей. Игрой актеров можно любоваться, но нельзя ставить ее выше естественной, истинной жизни.
— А мы пойдем смотреть представление? — спросила младшая пятилетняя Калмалай.
— Конечно, пойдем, — ответила Лаймасай.
Увидев, что глаза детей загорелись от радости, она хлопнула в ладоши:
— Вы сегодня хорошо постарались. Выполните заключительное дыхательное упражнение «Дракон укладывается спать»!
— Жалко, что папы нет дома! — воскликнула Калмалай, шумно вдыхая и выдыхая воздух.
— Папа уехал навестить своих родителей, ваших бабушку и дедушку, — напомнила Лаймасай. — Он вернется не раньше, чем через две недели. Я думаю, что он не очень огорчится, если пропустит представление. Тем более что вы, я уверена, ему все подробно расскажете.
— Расскажем! Расскажем! — весело закричали дети.
Занятия окончились, и императрица вместе с детьми направилась в сторону комплекса зданий, в которых жил ее отец, пожилой Лайтэй. Бывший император Кайвая не тяготился своим положением низложенного владыки. Собственно, его образ жизни почти не изменился. Он по-прежнему был окружен почетом и уважением, но с его плеч был снят груз ответственности за государство, который, надо признать, раньше он нес без всякого удовольствия. Конечно, многочисленные дворцовые церемонии стали не такими пышными и расточительными, но зато обрели искренность, которой были лишены ранее. Лайтэй любил свою дочь Лаймасай, обожал внуков и уважал императора Кублана. Возможно, не все члены императорской семьи и бывшие высокопоставленные чиновники разделяли его чувства, но теперь они были отстранены от власти, а поддержкой народа и армии воспользоваться не могли, поскольку никогда ее не имели.
Подходя к дворцу своего отца, Лаймасай еще издалека увидела две большие ярко раскрашенные повозки. Лошади из повозок уже были выпряжены, и теперь возле них сновали люди, выгружая декорации и театральный реквизит.
— Мама, можно мы подойдем поближе? — спросила Калмалай.
Лаймасай сделала едва заметный жест, приказывая телохранительницам приблизиться, а детям сказала:
— Раз вы так этого хотите, то…
Не дожидаясь окончания фразы, мальчики с воплями ринулись вперед.
— Стойте! — Лаймасай почти не повысила голос, но в ее тоне прозвучало нечто такое, что заставило детей мгновенно застыть на месте. — Ведите себя достойно. Не забывайте, что в этом доме и в этой стране вы — будущие хозяева.
Мальчики коротко хихикнули, но приосанились и пошли вперед медленной торжественной походкой. Приближение семьи императора первыми заметили дворцовые слуги. Они сообщили об этом артистам, и те, побросав работу, низкими поклонами приветствовали Лаймасай и ее детей.
Вперед выступил полноватый человек, одетый в пеструю одежду и густо накрашенный:
— У меня нет слов, чтобы выразить прекрасной императрице Лаймасай радость от созерцания ее красоты!
Он низко поклонился, а потом пристально посмотрел прямо в глаза Лаймасай, словно ожидал от нее чего-то. Императрица вздрогнула, но мгновенно взяла себя в руки. Перед ней стоял Дулайфун собственной персоной. Она узнала его, несмотря на грим и отяжелевшую фигуру. Но густо наложенные румяна и белила не могли скрыть глубоких морщин и мешков под глазами у Дулайфуна.
— Вы, как я вижу, теперь возглавляете собственную труппу? — Лаймасай постаралась добавить в свой голос столько холода, сколько позволяли приличия.
— Двенадцать лет я странствовал по Кайваю и по южным странам. Мои представления снискали известность и славу. Теперь я осмелился предложить их вашему божественному взору.
— Мы с удовольствием их посмотрим. Как называется ваша постановка?
— «Трагическая любовь актера и принцессы, их долгая разлука и радостная встреча».
Лаймасай сделала попытку улыбнуться и обратилась к детям:
— Вот видите, я же говорила вам, что театр — это красивый обман. Он, как кривое зеркало, лишь уродливо отражает истину, превращая ее в ложь.
Дулайфун театральным жестом воздел руки:
— Я буду чудовищно огорчен, если мое представление не понравится прекрасной императрице Лаймасай!
— Почему же? Я с интересом посмотрю и послушаю творение вашего, как говорят, несравненного таланта, — с иронией произнесла Лаймасай. — Но при этом я буду помнить, что оно является плодом вашего вымысла.
— Неужели это неправда? — Дулайфун сделал шаг вперед и снова склонился в поклоне. — Неужели ничего этого не было?
