Он не вымолвил ни слова, но жестом подозвал к себе Кориния. Кориний поднялся и медленно, словно завороженный его ужасным взглядом лунатик, подошел к королю. Его мантия из небесно-голубого шелка развевалась на его плечах. Его широкая, как у быка, грудь вздымалась под сияющей серебряной чешуей его кольчуги, чьи короткие рукава выставляли напоказ его сильные руки с золотыми браслетами на запястьях. Горделиво стоял он перед королем: надежно усаженная на могучей шее голова, надменный и чувственный, созданный для винных бокалов и женских губ, рот над угловатым выбритым подбородком, густые светлые локоны волос, украшенные тамусом, таившееся в темно-синих глазах высокомерие, временно укрощенное перед лицом того гибельного зеленого света, что трепетал в неподвижном взоре короля.
Они стояли молча, и можно было бы насчитать двадцать вдохов, прежде чем король заговорил:
— Кориний, прими королевство Демонланда, которое господин твой и король жалует тебе, и принеси мне за это присягу.
Изумленный ропот прокатился по залу. Кориний стал на колени. Король протянул ему обнаженный меч, который держал в руке, и сказал:
— Этим мечом, о Кориний, ты сведешь позорное пятно, что до сих пор лежало на тебе в моих глазах. Корс проявил себя слабаком. Он потерпел в Демонланде поражение. Из-за его дурацких выходок он оказался заперт в Аулсвике и потерял половину моей армии. Его зависть, которую он столь злобным и кровавым образом обратил против моих друзей вместо моих врагов, стоила мне хорошего военачальника. Поразительный беспорядок в его армии, если ты это не исправишь, одним махом обратит нашу судьбу от счастья к беде. Если ты будешь умело обращаться с этим мечом, один хороший удар сможет исправить любое дело. Иди же, и загладь свои изъяны.
Лорд Кориний поднялся, держа меч острием вниз. Его лицо пылало, словно осеннее небо, когда свинцовые тучи внезапно расступаются на западе и меж ними проглядывает солнце.
— Господин мой король, — сказал он, — дайте мне сесть, а где лечь я найду. Еще до следующего полнолуния я выступлю из Тенемоса. Если в скором времени я не верну вам ту удачу, которую этот проклятый глупец так старательно загубил, плюньте мне в лицо, о король, лишите меня света вашего лика и наложите на меня заклятья, что сотрут меня с лица земли навеки.
Об осаде лордом Спитфайром Витчей в своем собственном замке Аулсвик; и о том, как он сражался с Коринием у Тремнировой Кручи, и как витчландцы одержали победу.
Лорд Спитфайр сидел в своем шатре под Аулсвиком в большом раздражении. Жаровня с горячими углями распространяла вокруг приятный аромат, и факелы наполняли богатый шатер своим светом. Снаружи доносился шум беспрестанно лившего в темной осенней ночи дождя, шлепавшего по лужам и барабанившего по шелковому пологу. Возле Спитфайра на ложе сидел Зигг, его ястребиное лицо было непривычно озабочено и мрачно. Его меч упирался острием в пол между его ног. Он слегка поворачивал его то влево, то вправо, печально наблюдая, как мерцает и отблескивает шар из шпинели в головке эфеса.
— Все действительно сложилось так отвратительно? — промолвил Спитфайр. — Говоришь, все десять, на Раммерикском Взморье?
Зигг утвердительно кивнул.
— Где же он был, что не уберег их? — сказал Спитфайр. — О, какая неудача!
Зигг ответил:
— Это была стремительная и тайная высадка в темноте в миле к востоку от гавани. Не стоит винить его, не выслушав.
— Что еще нам остается? — сказал Спитфайр. — Успокойся, я его выслушаю. Важнее то, сколько у нас осталось кораблей. Три у Северных Песков, под Элмерстедом, пять на Ущельном, два у Лихнесса, еще два у Аурвата, шесть стоят по моему приказу в Стропардонском Фьорде, да еще семь здесь, на берегу.
— Помимо этого четыре у устья фьорда в Вестмарке, — сказал Зигг. — И на Островах заложены еще суда.
— Двадцать девять, — сказал Спитфайр. — И еще те, что на Островах. И ни один не на плаву, и не будет на плаву до весны. Если Лакс пронюхает и захватит их столь же легко, как те, что он сжег под носом у Волла на Раммерикском Взморье, то, строя их, мы лишь вспахиваем бесплодную пустыню.
Он поднялся и принялся расхаживать по шатру.
— Тебе следует собрать для меня новые силы, чтобы пробиться в Аулсвик. Клянусь Небесами! — воскликнул он, — мне за два месяца уже осточертело торчать под своими собственными воротами, будто нищему, пока Корс и эти два щенка, его сыновья, опиваются допьяна и забавляются с моими сокровищами.
— По другую сторону стены, — заметил Зигг, — строитель может оценить достоинства собственного творения.
Спитфайр остановился возле жаровни, протянув к пламени свои сильные руки. Через некоторое время он заговорил более сдержанно:
— Не эти несколько сожженных на севере кораблей меня тревожат, да и у Лакса нет пяти сотен человек на весь его флот. Но он удерживает море, и с самого его отплытия из Обзорной Гавани вместе с тридцатью судами жду, что к нему прибудет свежее подкрепление из Витчланда. Вот что заставляет меня в нетерпении грызть удила, покуда эта крепость не отвоевана обратно, ибо так мы могли бы хотя бы без помех встретить их во время высадки. Но в это время года было бы совершенно неуместно продолжать осаду на низменной и заболоченной местности, когда армия противника налегке и ничем не ограничена. Поэтому замысел мой таков, о друг мой: ты спешно отправишься за Стайл и соберешь мне подкрепление. Оставь отряды охранять строящиеся суда, где бы они ни были, а также хороший гарнизон в Кротеринге и окрестностях, ибо не хочу я оказаться плохим защитником для своей сестры. Также позаботься и о своем доме. Но, покончив с этим, вырежи ратную стрелу[85] и приведи мне с запада пятнадцать или шестнадцать сотен бойцов. Ибо, думаю я, мы с тобой во главе такого множества демонландцев сможем сокрушить ворота Аулсвика и выковырять оттуда Корса, как улитку из раковины.
Зигг отвечал ему:
— Я отправлюсь на рассвете.
Они поднялись, взяли свое оружие, закутались в большие походные плащи и вышли вместе с факельщиками, чтобы, как было заведено у Спитфайра каждый вечер перед сном, пройтись по лагерю, посетив всех командиров и выставив стражу. Дождь несколько утих. Ночь была беззвездная. Влажный песок сверкал отблесками огней Аулсвикского Замка, из которого волнами доносились звуки пиршества, перекрывавшие шум и вздохи печального бессонного моря.
Когда они все осмотрели и вновь приблизились к шатру Спитфайра, и Зигг уже собирался пожелать ему спокойной ночи, из тени шатра показался древний старец, который подошел и стал между ними в свете факелов. Он выглядел иссохшим, морщинистым и согнутым, будто был очень стар. С его свисавших колтуном волос и бороды капала дождевая вода. Уста его были беззубы, а глаза подобны глазам мертвой рыбы. Своей костлявой рукой он дотронулся до плаща Спитфайра и прокаркал:
