— Она сказала… — Лёнька запнулся и быстро оглядел невзрачный наряд не-весты, — что у неё такие бусы есть. И кофточка ненадёванная городская.
Антошка взвизгнула от счастья и полетела, как стрела. А Лёнька следом.
— Туда, пожалуйста! — едва угнался за нетерпеливой Димкиной невестой Косицын. Антошка вообще отличалась резвостью.
— Куда? — она завертела головой в тёмном коридоре.
— Сюда! — проговорила непонятно откуда взявшаяся Наташа и оба бывших ученика коварно толкнули бывшую учительницу прямо на доски в глухой угол.
— Вы что, ребята?! — растерянно пролепетала Антонина, падая в руки дяде Саше.
— Мама-ааа! — белугой заревела Катька.
ГЛАВА 29. Западня
Свадьба явно была на мази. Порядком пьяный женишок опять состыковался с Нинкой, к великому неудовольствию Маниловны. Последняя сидела за столом, подперев толстой ладонью свисающую щёку и голосила песню. Зато все гости веселились. Водка убывала очень быстро.
— Чего творят, петлюры! — Леший с тревогой наблюдал, как драгоценное го-рючее проливается сквозь призрачные глотки и поливает равнодушную к спирт-ному землю.
— Ась? — откликнулась осоловевшая Клавдия. — Не будет, Леший, у меня те-перь внучков.
— А что так? — удивился слышавший разговор Виктор.
— Такое дело, Клавка, — сказал ей Леший. — каки уж детки. Каюк теперича де-ревне. По-нашему — финал.
— Вот любите вы, старики, покаркать про конец света. — отозвался Кондаков.
— А то сыграл бы, Леший, на гармошке. Знаешь, что? Сыграй такую жалист-ливую песню. — попросила Маниловна и сморщилась вся, приготовясь петь про несчастную любовь.
Леший растянул мехи и раскатил быстрое стаккато, и Маниловна грянула неожиданно голосисто, как на девичьих посиделках:
Как у нас один свояк
Был дурак, дурак, дурак!
Он соплями умывался,
Да блинами утирался!
— Барыня ты моя, сударыня ты моя! — залихватски и хамовато подхватил деревенский гармонист.
Маниловна вошла в раж и продолжила частушки:
Как у нашего козла
Репа из носу росла!
А у нашего Ванюши
Поросли крапивой уши!
— Тень-тень — едрён пень! — согласился Леший.
— На столе стоит чернила, а в черниле два пера! — неожиданно вмешалась в дело Виолетта Егоровна. — Ты — налево, я — направо, больше нету ни хрена!
Мой милёнок, как телёнок,
Только разница одна:
Мой милёнок пьёт из кружки,
А телёнок из ведра! — не сдавалась бойкая Маниловна.
Любовь Захаровна Козлова охотно подхватила тему:
Мой милёнок, как ребёнок.
Я его в руках ношу!
Заверну его в бумажку
И в кармашек положу!
— Есть у рыбы чешуя! — раздался со стороны дороги скрипучий голос. — А у Сеньки ни…! Сенька по деревне скачет, два фига в кармане прячет!
К компании приближалась, раскорячившись в пляске, старая Лукерья. Она молодцевато ботала в землю старым валенком. И продолжила:
Жил в деревне какаду.
Раз ку-ку да два ку-ку!
Третий раз ещё кукнул
Да в навозе утонул!
И старуха завернула далее такие матерные частушки, с такими эпитетами и сравнениями, что даже Леший хохотал до слёз. Заливались тонким смехом белоголовые близнецы Варюхи. Басом гоготал кузнец. Трясла по-цыгански тощими плечами пьяная в дым Любовь Захаровна Козлова. Деревня гуляла.
* * *
Маленькая Катька отложила в сторону надоевших кукол. Ей было скучно. Играть не с кем. Даже Пелагейка больше не приходит. Хоть и прозрачная, а всё-таки была подружка. Мама с дядей Саней и тётей Зоей сидят на веранде. Лёньке с Наташей тоже всё время некогда. Они обсуждают свои взрослые дела.
Она поднялась на ноги осмотрелась. Вокруг — никого. Киношники снимают где-то далеко.
За забором что-то тихо постучало, как будто палочкой о палочку. Катька заинтересовалась и выглянула за калитку. Сначала ничего не увидала. А потом заметила слабое шевеление в траве. Подошла поближе и от удивления широко раскрыла глаза.
В невысокой мураве копошился маленький человечек. Он был сложен из палочек и желудей. Жёлудь-тельце. Жёлудь-голова. А на ней маленькая желудёвая шапочка с хвостиком. У него был носик, ротик, глазки.
— Ты кто? — изумлённая Катька опустилась на колени.
Тот не ответил. Он, как все тут, занят своим делом. Маленький человечек маршировал, размахивая сухой сосновой иглой, как саблей. Через плечо — золотая ленточка от сигаретной пачки.
Неподалеку зашевелилась трава и к человечку стали собираться такие же маленькие солдатики. Тоже с сабельками, но уже с красными ленточками. Они выстроились в колонну по двое и продолжали маршировать. У них даже были крошечные барабаны!
Командир взмахнул сабелькой, достал откуда-то тоненькую золотую трубочку и затрубил. И вся колонна двинулась в поход. А Катька — ползком за ними следом. Они пересекли дорогу, по которой гуляли куры, и углубились по едва хоженой тропинке за домом баушки Лукерьи. Солдатики прошли под лопухами и остановились. Катька села наземь и миролюбиво предложила:
— Давайте с вами поиграем!
— Нам некогда. — сказал маленький солдатик. — Нас ждут в одном волшебном месте.
Девчонка встрепенулась. Не там ли, где она уже была? В чудесном домике с чудесными игрушками!
Солдатик снова протрубил. И вот здорово! Из-под лопухов выскочили желудёвые лошадки! У них гривы и хвосты из мочалки. А ноги — спички.
Вся гвардия вскочила на коней, а лейтенант загарцевал под носом у обомлевшей от восторга девочки. Все снова построились в колонну и двинулись в поход. Теперь они двигались по тропинке в обход домов. На улице за домами что-то происходило. Там были крики, музыка и шум. А тут, на тропинке, очень хорошо.
Солдатики теперь двигались довольно быстро и Катьке пришлось прибавить ходу. Она споткнулась и потеряла великоватый ей сандалик. Хотела поискать, но он куда-то закатился. А маленькая колонна уходила дальше. И девочка побежала следом, шлёпая по горячей земле ногой в носочке.
Красненький сандалик остался сиротливо валяться в густой траве на обочине тропинки. Но пролежал он так недолго — к нему протянулась сухая смуглая рука с длинными, не по возрасту гибкими пальцами.
* * *
— Где Катька? — оторвалась от разговора Наташа.
Они огляделись. Обсуждение жизненно важной темы так занимало, что они забыли про ребёнка. Взрослые могли сидеть безвылазно на веранде, а Катерина — нет. Ей нужно гулять.
Лёнька вскочил. Неужели опять удрала в Бермудский Треугольник?!
