— Марсия, стой! Он…
Она не успела договорить. Ульрик оттолкнул Кристину с дороги и выстрелил. Стрела попала бывшей вампирше в горло. Марсия всхлипнула — удивлённо — и упала на ступени, потянув Лиру за собой.
— Ульрик! — с отчаянием крикнула Лира. — Остановись!
Палач обезглавил куклу Миры и прошёл в дом. Лира хотела броситься за ним, но её руку сжимала Марсия. Девушка ещё держалась, но каждый вздох мог быть последним. Алая кровь стекала на мраморные ступени, и Лире пришла непрошенная мысль: которую смерть невинной жертвы она видит вот так, близко? Третью?
— Не… честно, — выдохнула Марсия и снова: — Н… — она запнулась и больше ничего не говорила, только тяжело, со всхлипами дышала, потом затихла. Кровь застывала на трёх ступенях внизу — красная дорожка.
Лира с трудом высвободила руку. Тут подоспела Кристина.
— Мертва! — с каким-то детским ужасом сказала она. — Как страшно! Они с Ником недавно поженились… — она закрыла рот рукой и замолчала. Палач показался в дверях. Кристина отшатнулась, Лира, наоборот, шагнула к нему, ничуть не боясь вновь взведённого арбалета в его руке.
— Ульрик, — тихо, увещевающе начала она. — Ты убиваешь не тех. Это не вампиры. Очнись! Это люди Вако! Здесь Избранная!
Последнее слово потонуло в грохоте взрыва. Яркая вспышка пламени из распахнутой двери дома полоснула по глазам, волна жара ударила в лицо. Лира не успела и вздохнуть, а Палач уже, цепко и сильно ухватив за руку, тащил её вниз по ступеням. Девушка подчинилась. В голове гудело, она почти ослепла, оглохла, перестала осознавать происходящее. Он тащил её на смерть, быть может… Всё равно!
Лира очнулась под сенью деревьев в саду. Здание пылало — оттуда донеслось ещё два взрыва, после которых провалилась крыша. «Кто-то поджёг ёмкости с горючей жидкостью в подвале…» — равнодушно подумала Лира. Кто-то? От рук Ульрика пахло керосином.
— Что ты наделал! — взвыла она.
Палач не слышал. Его лицо было по-прежнему закрыто платком, только глаза блестели. Как он смотрел на неё! Лира содрогнулась внутренне, но постаралась сохранить внешнее спокойствие.
— Это не вампирский дом, больше не вампирский дом, понимаешь? — сказала она, глядя в эти страшные глаза убийцы. И ей показалось, теперь в них мелькнула искра понимания.
— Ульрик, — тихо и мягко зашептала Лира. Она поняла: он не собирался её убивать! — Нам нужно уходить отсюда, слышишь? Как только Вако узнает… Что я говорю! Она уже знает! Здесь сейчас будут её люди. Пойдём…
Во взгляде Ульрика мелькнула ясность, но Лира не успела обрадоваться. Он оттолкнул её. Лира упала, опять испугавшись безумия Палача, отползла в сторону. Ульрик сорвал платок. Лицо было перекошено злостью:
— Не приближайся ко мне! — заорал он.
«Боже, он безумен, совершенно безумен!»
Люди разбегались от горящего дома. Кто-то безуспешно пытался организовать толпу… Кристина? А ночь совсем побледнела, чуя скорый приход солнца: над восточным горизонтом разливался его золотисто-оранжевый свет. Ветер гнал прочь немногочисленные ночные облака, расчищая путь светилу, и из этих облаков к земле вдруг ринулась тень. Стремительная и очень чёрная. Обычный цвет вампирского чудовищного обличия обрёл странную резкость в свете солнечных лучей: на эту черноту было больно смотреть глазам, как на очень яркий свет.
Тварь ступила на землю и скинула крылатое обличье. Фантастическая чернота беззвёздной безлунной ночи крыльев вампирши ушла, осталось блёклое пятно простого мышино-серого платья да тусклое золото волос, в беспорядке рассыпавшихся по плечам. Это была Мира Вако.
Она едва кинула взгляд на дом, на Марсию, так и лежавшую на ступенях. Сразу рванулась к Ульрику.
— Ты! Чудовище! — она почти простонала это, задыхаясь. — Почему я не убила тебя раньше?!
Лицо Ульрика изменилось, будто он надел другую маску: испуганный, растерянный молодой охотник.
— Я… я… — он запинался.
— Посмотри туда! — она встряхнула его, заставив посмотреть на дом, на темноволосую девушку, лежавшую на ступенях. — Марсия! Она пришла ко мне этой зимой. Дикарка, вампирка, как я. Но! Она! Не убила! Ни одного человека в своей жизни! Ни одного! А ты… — Она снова встряхнула его. — И Дар потерян теперь! Потерян из-за тебя, понимаешь? Избранная осталась там, в доме! Я видела, как погас её свет…
Теперь он, кажется, всё понял. Упал на колени, зажав уши руками… но он не мог не слышать размеренный треск пламени. Из горла Палача вырвался хриплый звериный вой.
Мира замахнулась рукой, сжатой в кулак — будто с невидимым кинжалом, но не ударила. Лире показалось, перед лицом вампирши заплясала знакомая бабочка. Её зелёные крылышки переливались золотистыми искорками — крохотными отражениями поднимающегося солнца. И Мира тоже видела её — она отмахнулась. Бабочка вспорхнула выше и растворилась в солнечных лучах, нашедших дорогу через сад.
Солнце встало. И весь мир вдруг изменился. Вроде бы он уже был цветным, многокрасочным, светлым, летним. Давно поблёкли, пропали звёзды, ничто не напоминало о недавно ушедшей ночи. Но всё-таки до восхода мир был лишь тенью себя, словно потускневшая от времени картина или плохо раскрашенная фотография. Сейчас же солнце касалось каждой мельчайшей пылинки, и она начинала светиться, по-новому освещая и мир вокруг. В воздухе разливалось волшебство рассвета. Солнце поглощало мир. Нет… сам мир стремился стать солнцем.
Мира, как и Лира, проводила бабочку взглядом и замерла — чётко очерченная золотистым сиянием чёрная статуя. Ей можно было сделать шаг в сторону, в спасительную тень, но она осталась на месте. Забыв об Ульрике, вампирша повернулась лицом к солнцу, несмело вытянула руку перед собой, словно пыталась схватить золотые нити, протянутые к ней.
Лира поднялась. На дорожке сада, где она стояла, лежала резко обозначившаяся с рассветом тень. Это был возвращённый кусочек ночного мира. А дальше, всего в шаге, проходила граница миров, ночного и дневного. За ней сияло солнце — сияло и с неба, и из каждой капельки росы на траве, оно играло с пылинками, кружащимися с воздухе, смеялось, глядя на мир сквозь прозрачную листву деревьев. Один только шаг. К солнцу… и к нему — тёмному хмурому молодому человеку, от взгляда которого так сразу бешено заходится в стуке её прежде ледяное, неподвижное сердце.
Не раздумывая, Лира сделала этот шаг — и ночь, и граница двух миров осталась позади. Она была на светлой, солнечной стороне и, пожалуй, впервые в жизни, она понимала, для кого её жизнь.
Лира бросилась к Ульрику, обняла — он не препятствовал. Солнце сорвало с него последнюю маску, и сейчас Лира узнала своего возлюбленного, романтичного юношу, полного благородных идей и устремлений. В свете солнца костюм Палача казался нелепым, маскарадным, кровь на мече — бутафорской. Этот страшный образ не был — всё ещё не был! — сутью любимого человека.
