голосовое можно описать следующим образом: на перекличку пришли борзость и хамство, а вежливость они перед этим избили в коридоре. А ещё там точно было слово «мудила».
Серёжа, наверное, обалдел, потому что тут же перезвонил, причём видеозвонком. И я уже собиралась взять трубку и послать абонента куда подальше, вот только увидела аватарку и осознала всю степень своей тупости и невнимательности. Захотелось отключить телефон от стыда.
Но, с бешено колотящимся сердцем, я всё-таки ответила на звонок. Благо, телефон стоял на подставке. На экране появился Серёжа. Он сидел на каком-то диване и не сказать чтобы был злым, скорее уставшим.
— Я так понимаю, то голосовое было не для меня? — в лоб спросил он, одной рукой распутывая кудряшки.
— Конечно же не для вас, — без зазрения совести соврала я.
— И почему же я тебе не верю? — усмехнулся он.
— Наверное, потому что у вас проблемы с доверием.
— А у тебя с чем проблемы?
— С глазами и памятью. Нужно таблеточек попить.
— Не помешает, Саша, не помешает. Куда едешь? — уголок его губ так и стремился растянуться в улыбке.
— Пока никуда, — а я улыбалась в тридцать два зуба, делая вид, что всё нормально. — Стою вот в пробке.
— Понятно. Аккуратней на дороге.
— Хорошо.
— И да, если тебе так хочется дать мне какую-нибудь кличку, зови Психом, как все, а не мудилой.
— Поняла вас, господин Психоша, — самую малость желчно ответила я.
— Чего? — удивился босс, даже перестав перебирать свои волосы.
— Ну, знаешь, такая вариация на тему. Что-то среднее между Психом и Дракошей, — несла откровенную чушь я, пытаясь хоть как-то объяснить то, что выдала моя мыслительная систему секунду назад, попутно умудряясь ехать по дороге.
— Знаешь… а мне нравится. Я тебе тоже что-нибудь придумаю, — кивнул Психчинский сам себе.
— Почему это звучит, как угроза? — тяжело вздохнула я.
— Не переживай, Саша, я человек креативный.
— Я в тебе после «Рекламамы» и не сомневалась, — съехидничала я, получив в ответ театральную постановку «о нет, предательство» с хватанием за сердце от Серёжи.
Вскоре наш разговор плавно соскочил на тему работы. Псих спрашивал у меня про галерею, проект которой он думал выбить нам на следующей планёрке. Затем он принялся в красках рассказывать, как тяжело работать с идиотами, а я поймала его на том, что меня из этой подгруппы убрали. Он посмотрел на меня серьёзным и даже обиженным взглядом, а затем выдал:
— Давай проясним кое-что и больше не будем на этом останавливаться. Я никогда не считал тебя идиоткой. Поняла?
— Ага, — ответила я, таки свернув в Подгорное. — Вот только я себя иногда такой считаю.
Сергей рассмеялся:
— Самокритика — это прекрасно.
— А за язвительность ведь можно и по шее получить.
— Получать будем вместе. В тебе этого ничуть не меньше.
— Справедливо, — согласилась я, паркуясь рядом с домом. — Но как-нибудь в другой раз. Я уже приехала.
— Куда?
— К маме.
— Соскучилась или по делам?
— В огороде помогать, — выдала я ближайшую к истине ложь, ощущая, как меня самую малость коробит. Я скрывала от Психчинского мамин род деятельности, потому что не хотела, чтобы его мнение обо мне поменялось. Мало ли, что ему в голову взбредёт, узнай он правду.
— Тогда до завтра и удачи с грядками, — ответил он и положил трубку, прежде чем я успела попрощаться. Я уже начинала понемногу привыкать к тому, что он всегда оставляет последнее слово за собой и никогда не ждёт ответа.
Вылезая из машины, я чуть ли не пищала от боли — настолько у меня свело икру и лодыжку. Обычно я редко проводила за рулём больше часа, потому что на дальние расстояния нас всегда возил папа.
Братца я приметила не сразу. Он стоял за углом дома и перебирал мешки для трав. И только когда он окликнул меня, я посмотрела в его сторону. Выглядел он максимально напомажено и максимально недовольно. Настолько, что по моим венам вместо крови нёсся триумф.
— Что, не получилось свинтить? — ехидно спросила я, привалившись к стенке дома и разминая затёкшую ногу.
Дар кисло глянул на меня.
— Это заговор. Они меня заманили на шарлотку, а про травы и слова не сказали.
— Бедненький ты наш.
— Если бы знал, меня бы тут не было, — зло выдал Дар, вытряхивая из очередного мешка остатки трав на землю.
— А как же помощь семье?
— Дрия, ну какая, к чёрту, помощь? Это не помощь, а рабский труд! Она нас сначала загонит в поле с фонарями — будем, как идиоты, до полуночи пихать ромашки в мешки, — а потом ещё и до пяти утра всё перерезать. Ты что, прошлый раз не помнишь, когда неделю потом разогнуться не могла?
— О, я всё прекрасно помню, — сладко улыбнулась я. — Как и то, как ты в это время отсиживался у Витьки и на звонки не отвечал. Так что, — я похлопала братца по плечу, — мой дорогой, сегодня ты отдуваешься за двоих. И не думай свинтить. Иначе….
— Давай без угроз, — перебил меня Дар. — А то у меня тоже много чего в загашниках лежит.
— Ну вот давай без грязи, — протянула я, прекрасно понимая, что у Дара есть такой же список компромата на меня. — А мама где?
— С клиенткой в кабинете. Она у неё там уже часа два, наверное. Всё какого-то мужика смотрят. Я слышал что-то вроде «приворота» и «великой любви». И откуда в такой симпатичной блондинистой головке такие мысли, не пойму.
— Не тебя ли она приворожить собирается? — спросила я, поиграв бровями. А Дар лишь хмыкнул.
— Пойди лучше разгони их. А то она явно сама не уйдёт. Не хочу до ночи с травами копаться.
— Так уж и быть, — великодушно согласилась я и пошла в дом.
Кабинет мамы располагался на первом этаже. Так что я, не разуваясь, направилась прямиком туда, готовая прочитать целую лекцию о том, что время у Марфы Васильевны ограничено и вообще травы сами себя не соберут. Мы часто проворачивали такую фигню, когда у неё кто-нибудь задерживался дольше отмеренного времени. Обычно я врывалась в кабинет и давай экспромтом придумывать
