— Кендер?! — охнул Себастьян. — Но это значит…
— Да, это значит, что уровень опасности наивысший, — согласно кивнула ректор.
— Что сказал кендер? — Все раздражение и мрачность разом слетели с Элленора, как старый плащ.
— Нам предстоят тяжелые времена, — глухо выговорила Эльсиа и взглянула прямо в глаза Элленора. — И еще этот орк должен продолжать учиться у нас, князь.
Глава 23
ЛАБОРАТОРИЯ ПРОКЛЯТИЙ
Что-что, а вредить все люди умеют неплохо.
Луций Анней Сенека (младший)
— Стоять! — подобно щелчку кнута, хлестнул по ушам голос Мезлена. Все замерли, а некромант осторожно, как будто ступал босиком по осколкам стекла, подошел к входу и поводил своим посохом вокруг.
— Магическая ловушка большой силы, — закончив свои манипуляции, сообщил Мезлен. — Всем отойти назад.
Маг, оставшись в одиночестве, снова начал свои пассы. Земля перед ним дрогнула, вспучилась горбом. Бугор сложился в гротескное подобие человека, подобное лепят детишки дошкольного возраста из пластилина.
Земляной человек покачнулся, неуверенно шагнул вперед. Когда ожившая статуя доковыляла до входа в пещеру, сверкнула яркая вспышка, нас окатила волна нестерпимого жара, несмотря на то что мы стояли метрах в пятидесяти от эпицентра.
Мезлен закрутился, сбивая пламя со своего балахона, как собачонка, пытающаяся поймать собственный хвост. Я подскочил к некроманту и накрыл его своим плащом, загасив огонь.
— Даже сильнее, чем я ожидал, — виновато улыбнулся маг, стирая копоть с лица. Конец аккуратной испанской бородки Мезлена укоротился и закурчавился, но вроде бы некромант особо не пострадал. От земляного человека осталась только горсть золы, перемешанной с оплавленным песком.
Пещера была самым значимым и секретным из всех объектов Морту, это подземелье нашел Снупи, с пристрастием допрашивавший пленников, и, по-моему, он перенапряг жевательные мышцы…
Когда зев пещеры достаточно остыл, мы осторожно вошли. Вторую ловушку обнаружил Снупи. Гоблин, всю дорогу внимательно осматривавший и даже обнюхивавший все вокруг, вдруг остановился как вкопанный.
— Смотри, Торн, — ткнул пальцем перед собой замерший посреди коридора разведчик. — Вот здесь все камни пола сильно потерты, по ним много ходили, а вот эта плита прямо как новая, на нее никто никогда не наступал.
Мы снова отошли назад, а Саэна пустила в подозрительный участок пола стрелу.
Наконечник с треском отскочил от камня, и тут же, сотрясая пещеру до основания, огромная каменная глыба рухнула в проход. Когда улеглась пыль, двинулись дальше. Спустя пару минут коридор уперся в каменную дверь, вышибить которую с ходу не удалось.
— У меня есть нужный инструмент в лагере, — ощупав дверь, сообщил Дварин. — Схожу-ка я за ним.
Пока ждали гнома, я подошел к преграде, рассматривая резьбу из сложных, незнакомых мне символов.
Внезапно за моей спиной рухнула каменная плита, отрезав от друзей. И тут же заскрежетала отворяемая дверь, в которую мы так настойчиво бились, — в проеме стоял ухмыляющийся лич.
— Вот мы и встретились, мой дорогой Торн, — не сказал, а прямо-таки мечтательно пропел Морту и бросил взгляд на сотрясающуюся под тяжкими ударами каменную плиту. — Твои псы очень стараются, но дверь продержится еще минут пятнадцать, у нас есть время для беседы, я специально для того сюда и заглянул.
И тут я заметил, что на последней фразе его тусклые глазенки стрельнули вверх и влево — если верить учебникам психологии, это верный признак того, что человек сейчас занят не воспоминаниями, а творчеством, а значит, врет. Отчего же ты, гадина, так брешешь и зачем тебе оно… Ладно, пока просто положим этот фактик в кладовочку памяти, сейчас есть неотложные дела.
— Я хотел задать тебе один вопрос. Что заставило тебя изменить великому делу тьмы, для которого и были созданы орки? — Морту смотрел на меня почти ласково, его взгляд снова стрельнул в направлении творческого полушария.
— Лучше ты скажи, нежить, зачем ты врешь даже сейчас, когда мы одни и нас никто не слышит? — вернул я ухмылку личу. — Ведь тебе сто раз плевать на все великие дела, кроме личненьких, так что не строй из себя борца за идею, эгоистичная рожа.
— А ты неглуп, орк, но сильно недооцениваешь меня.
— Скорее ты переоцениваешь свои возможности.
— Может быть, ты и прав, дикарь, но сейчас победитель я, а победитель прав всегда, и о нашем последнем разговоре поведаю я, а в моем рассказе ты будешь плакать, визжать и просить пощады.
— Для этого тебе сначала надо победить не только в своих слюнявых розовых мечтах. — Я обнажил меч и шагнул к личу.
— Когда профессионал бьется с любителем, победа известна изначально. — Морту закинул руку за правое плечо и вытащил из ножен на спине здоровенный фламберг — тяжелый, не менее двенадцати килограммов, двуручный меч с волнообразно изогнутым лезвием. — Ты слегка нарушил мои планы, щенок, и я хочу получить хотя бы моральное удовлетворение, выпустив тебе кишки.
Беседовать с личем было бессмысленно, здесь слова не нужны, пусть разговаривают клинки. Через несколько секунд боя я убедился, что темный властелин не лгал мне, он действительно владел мечом лучше. Мои выпады отражались с пренебрежительной легкостью, а сам лич почти не атаковал, видимо, чтобы продлить удовольствие. Мощь живого трупа поражала, тяжеленным мечом Морту играл, как тросточкой, Мезлен предупреждал о необычайной силе поднятых, которым зачастую и оружие-то не требуется, зомби и вампиры способны просто голой рукой, даже не сжимая ее в кулак, наносить удары, по силе сравнимые с задней ногой лягающейся лошади.
Я оценил выбор Морту оружия, поневоле зауважав противника. Фламберг — это настоящая пакость, во-первых, он легко фиксирует своими изгибами вражеский меч в точке соприкосновения, во-вторых, его пробивная сила при рубящих ударах из-за атаки малой площадью выгиба гораздо больше обычного меча. В-третьих, колющие удары оставляют рану вдвое шире, режущие же, благодаря тому что боковые извивы меча при заточке разводятся как зубья пилы, оставляют параллельные разрезы, настоящую нарезку, а без антибиотиков это в лучшем случае ампутация, в худшем — гибель от сепсиса. Единственный недостаток фламбергов — большой вес, но нечеловеческая сила лича превращала этот минус в жирный плюс. Недаром на Земле во многих странах действовал запрет на пользование этим оружием, а вооруженных им в плен не брали, убивая на месте. Вдобавок зеленовато-желтые потеки на лезвии ясно показывали, что оружие отравлено, вероятно, чем-то похуже гоблинского яда.
