Хотя насчет десяток Лирсет был прав, в отряде пока меньше тридцати человек и по давним правилам все воины делятся между княжичами поровну. Правда, перед уходом из Кладеза Берест приказал Зарвегу послать вызов всем старым соратникам и передать им, чтобы сразу направлялись в южную крепость. А тем, кто успеет прийти в Кладез до получения весточки, отправиться вместе с девушками, как только прибудут новые тэрхи.
Взять с собой всадников на лошадях Дикий отказался наотрез, они сильно держали бы остальных.
Все торопливо жевали, мечтая как можно скорее оказаться в постелях, решение о ночлеге Берест принял в одиночку всего несколько минут назад, когда разговаривал с трактирщиком. Просто оглянулся на своих людей, удивленный необычной тишиной, и понял, что в кои-то веки трактир не вызывает у парней никакого желания шутить и шуметь. И значит, о ночном переходе лучше забыть.
Предупрежденный командиром трактирщик, получивший дополнительную плату за то, что закрыл на эту ночь свое заведение для всех прочих посетителей, разбудил воинов, едва рассвело, но никто не роптал.
Каким-то особым чутьем преданные соратники уловили, что для Дикого ястреба ершистая куница сейчас важнее всех прочих дел, и деликатно помалкивали. Не желая нечаянно задеть чувства командира, которого уважали и каким гордились не только за то, что он не раз приводил их к победе там, где отступили бы другие. В большей мере его ценили за внимание к бедам соратников и справедливость в решениях и выборе наград и наказаний.
Завтракали воины и княжичи торопливо, с тревогой поглядывая на прибежавшего от городского главы посыльного с догнавшими Береста указаниями князя. И не ошиблись.
— Отправляемся через пятнадцать минут, — строго скомандовал Дикий, пробежав глазами приказ, и поднялся из-за стола.
И в этот миг вдруг вскрикнул побледневший Ансерт, схватился руками за голову и повалился грудью на стол.
— Отравили... — понесся по трактиру встревоженный шепоток, но алхимик уже поднял побледневшее лицо, зашарил возле себя рукой в поисках кружки с отваром.
— Степняки... переправа в низовьях Хорога... возле Туры... — еле слышно пробормотал он, проглотив питье.
— Немедленно выезжаем, — мгновенно сменил приказ Берест.
О том, что Проныра не раз путешествовал с лошадьми, Веся догадалась сразу, зверь совершенно не обращал внимания на животных, которых на воле считал бы добычей. Но идти позади них не желал ни в какую, и княжна отлично понимала, почему, учил этого тэрха Берест, а он всегда ехал впереди. Но объяснять это Долену, десятнику прибывших по зову князя воинов, куница не собиралась.
Да и батюшка сказал при всех очень ясно и твердо:
— Долен, эту девушку ты знаешь, свой путь она выберет сама. Твое дело — охранять. Как доберется до отряда Дикого ястреба — встанешь под его начало.
О том, что князь успел очень многое предусмотреть и подготовить за то краткое время, что Веся погостила в родном доме, он сказал только дочери. И карту выдал, где отметил жилье надежных людей и трактиры, в каких достаточно было показать его знак, чтоб получить все лучшее. Некоторые из этих местечек княжна знала и раньше, о кое-каких догадывалась, а вот парочка адресов девушку неимоверно поразили. И в одно из таких мест отец велел заглянуть обязательно.
— Я уже отправил письма надежным друзьям в Росеть, к вечеру жду ответа. Как получу новости, сразу отправлю все вот сюда. В другие места у меня голубей нет, а куда есть — тебе не по пути, или далеко крюк делать. На привал там не вставайте... просто попроси, чтоб продали хлеба. Дальше он сам все обстряпает, не знаю... с чем даст весточку, не отказывайся ни от какого дара.
— Ясно, — серьезно ответила куница, а чего уж тут не понять! Ради ее счастья отец открывает целому десятку людей самого тайного доносчика.
Почему отец велел купить там хлеб, княжна сообразила, когда увидела вывеску над крыльцом дома, к которому привела отряд, минуя пару трактиров с широко распахнутыми дверями. Долен только мельком глянул в ту сторону, но не сказал ни слова. О том, что у него есть свое собственное мнение по поводу происходящего, Веся поняла по тщательности, с какой ее охраняли, но только хихикнула про себя. Все равно не поверит десятник, что Веся добровольно возвращается к жениху, а не едет под деликатным присмотром его воинов. Да и кто бы на его месте поверил?!
— Булочная закрыта! — сердито возвестил из-за двери мужской голос, когда княжна прямо с тэрха подергала шнурок молотка привязанного над прибитой у входа медной тарелкой.
— Но нам только хлебушка! Мы тут однажды покупали, с тех пор только вашего хлеба и хочется! Я заплачу сколько скажешь.
— Ладно... — помолчав, сердито отозвался хозяин, — не отстанете ведь! Плати серебрушку, сейчас вынесу.
— Вот, — с готовностью высыпала Веся в просунувшуюся в отрывшееся оконце руку пару серебряных, — бери. Только хлеба дай.
— Держите, — нижняя половина двери открылась и оттуда вытолкнули пару грубых корзин, плетеных из еловой драни, доверху полных румяных ковриг и калачей, — А это тебе, за щедрость, — мозолистые руки сунули Весе соломенный коробок с пончиками.
Дверь тотчас захлопнулась, защелкали засовы, и спутники Веси, повеселев, подхватили на седла корзины от которых шел заманчивый дух хорошо пропеченного хлеба.
