«Размечтался, — хохотнул голос. — Первый из многих».
— О боги! — закашлялся я — Можно отдохнуть перед следующим?
«Нельзя! — строго прошелестел голос. — Нужно закрепить и развить результат».
Я застонал, но покорно уселся на пол рядом с посохом, заставил себя положить на него ладонь. Острая вспышка боли тут же погасила сознание, я вновь оказался в пустоте среди пламени и молний. Время потеряло значение, ушли тревоги и мысли. Осталась лишь моя искра и бушующая вокруг стихия. Боль накатывала волнами, выжигала что-то во мне, что-то оставляла после себя. Я понял: меня переплавляют, словно металл в горне, придают форму, стучат по мне тяжелым молотом. Я кричал, не слыша своего крика, сопротивлялся изо всех сил.
Сколько это продолжалось, не помню. Очнулся в полной темноте: лежу, скребу ногтями по полу, слабо постанываю. Тело сотрясают жуткие судороги, внутренности завязываются узлами. В районе солнечного сплетения пылает живое солнце. Я схватился за живот, скрутился, как ребенок в утробе матери. За стенами мастерской была уже глубокая ночь. Я попытался встать на ноги, но не сумел, ослаб, как новорожденный котенок.
Я отдышался, потом схватился за посох и мысленно произнес: «Дальше!»
«Мне нравится твое упорство, — раздался смех в моей голове. — Ну что ж, продолжим».
Если говорю сам с собой, то какой же я, оказывается, гад и изверг, подумал я отстраненно. Все мы добрые, любящие, дружелюбные, жалостливые. Особенно на людях. Но если копнуть поглубже, выползает такая мерзость, что страшно становится. Подсознание — сторона страстей и темных инстинктов. Нельзя позволять им выползать наружу, иначе станешь зверем, диким и кровожадным.
Реальность смазалась. Я уже не чувствовал, где явь, где грезы. Завис в пустоте, пожираемый болью. В следующий момент вновь лежал на полу в мастерской, беспомощный, задыхающийся. Потом опять уходил в транс. Меня сжигали, топили, душили. Но каждый раз я выкарабкивался на пределе сил и воли. Уже ничего не видел, не чувствовал тела. Только легкие толчки на краю сознания, означающие переходы. Боль, небольшой перерыв, опять боль. Что-то постепенно менялось во мне разгоралось, крепло. Я еще не понимал, что именно, но оно было. С болью я постепенно свыкся, перестал замечать.
Не знаю, сколько так продолжалось. Для меня — целую вечность. Но постепенно перерывы между трансами стали короче и чаще. Такое ощущение, словно кузнец, бивший по мне чудовищным молотом, устал и делал последние легкие удары, подправлял то там, то тут, удалял последние неровности.
Наконец пришло долгожданное спокойствие. Переходы прекратились. Я вновь ощутил себя лежащим на полу. Тело занемело, каждое движение давалось с огромным трудом. Я застонал, попытался открыть глаза, но веки были тяжелые, хоть лебедкой поднимай.
«Все, — прошелестел в голове голос. — На ноги поставили, а ходить сам учись. Прощай».
Я не ответил, в мозгу зияла пустота, ни единой мысли. Кое-как открыл глаза. С потолка струился яркий солнечный свет. Утро или уже день? Где-то раздавался гул голосов, шум шагов, какие-то стуки. Чародеи пришли на работу. Пора бы и мне… работать.
Поднялся рывками, заставил шевелиться руки, ноги. Кровь потекла быстрее, во всем теле возникла щекочущая неприятная боль. Ныла отлежанная спина. Я покряхтывал, сопел, стонал, словно столетний старик, но двигался, двигался… Сначала сел, потом с трудом поднялся на ноги. Меня тут же повело, я едва успел схватиться за стену. Постоял, закусив губу и тихо подвывая, перетерпел боль в теле. Сейчас пройдет. Просто нужно время, чтобы восстановилось нормальное кровообращение. В голове стало удивительно чисто, мысли светлые, хрустящие, морозно свежие.
Очень хотелось есть. Я сел за второй стол, порыскал в корзинке и обнаружил целую печеную курицу, сыр, овощи, бутылку вина. Лек все-таки не удержался, взял всего понемногу. Но жаловаться грех. Вкусные запахи защекотали ноздри, сразу же потекли слюнки. Я отхлебнул прямо из горлышка, накинулся на пищу с жадностью голодного волка. Мясо, даром что холодное, было сочное, с какими-то специями и пряностями. Прямо таяло во рту. Я не успокоился, пока не слопал почти половину курицы, потом запил несколькими глотками вина. Отвалился от стола, вытер жир с губ. В желудке воцарилась приятная тяжесть. Все, полный порядок.
Я встал из-за стола, зевнул во всю пасть, с хрустом потянулся. Ощутил, как в теле играет сила и бодрость, несмотря на те ужасы, что пришлось вытерпеть. С удивлением прислушался к себе. Что-то было не так, как всегда. Память о ночи смазалась, видения испарились. Но что-то осталось. В солнечном сплетении ощущалось тепло, там щекотало, зудело.
Я огляделся. Мир тоже изменился. Теперь я видел каждую трещинку на двери, каждую соринку. При этом чувствовал, что творится за спиной. Запахи стали намного ярче. Я взглянул на посох. Вроде бы ничего не изменилось, но стоило немного сконцентрироваться, как он замерцал всеми цветами радуги. По дереву забегали яркие искры, из круглого навершия выглянули какие-то нити, по блестящей каменной поверхности поползли различные символы, исчезли, появились другие. Истинное Зрение? Ну-ну…
Я подобрал посох, удивленно охнул. Дерево стало теплое, мягкое, даже живое. Почувствовал, как артефакт потянулся ко мне, замурлыкал, словно кот при виде хозяина. Те же ощущения, что испытывал Мгир в моем сне. А ведь раньше посох был холодным и безучастным. Признал, что ли? Я сел за стол, полистал магическую книгу и изумился еще больше. Непонятные ранее символы и схемы стали смутно знакомыми, их смысл прояснился. Прочитал несколько страниц, восхищенно присвистнул. Мрон, почему же я сразу не додумался так поступить?! Эти знания не должны быть забыты. Это сила. Настоящая. А не те крохи, которыми обладаем мы. Многое оставалось непонятным, но общий смысл улавливался. А это уже немало. Значит, можно разобраться, если приложить немного воли и усилий.
Книга Мгира делилась на несколько разделов. Общая магия, стихийная, лекарская, даже демонология и некромантия. Я пролистал ее вдоль и поперек, выхватывал из текста целые абзацы, но тут же перелистывал, впивался глазами в другое. Интересно же! Хотел сразу же попробовать одно заковыристое заклинание, но усилием воли заставил себя остановиться, глубоко вздохнул. Так, Эскер! Всему свое время. Нe спеши, а то успеешь. Может, начать с чего-нибудь простенького?
На глаза попался старый бронзовый подсвечник, висевший в петле на стене. В маленьком гнездышке виднелся желтоватый оплывший огарок, чернел обугленный фитиль. В голове тут же появился четкий образ Знака Огня. Не колеблясь, я начертил его в воздухе. И тут же почувствовал, как из солнечного сплетения полился тоненький ручеек тепла, напитал знак, заставил вспыхнуть. Я почувствовал неладное, в последний момент едва успел оборвать поток. Полыхнуло так, будто взорвалась средних размеров масляная бомба. Меня обожгло, засыпало тлеющими щепками, мелкими раскаленными камешками. Но, ведомый каким-то наитием, я даже не стал прятаться, а торопливо вычертил другой знак. Меня окутало серебряным коконом из сгустившегося воздуха и водяной пыли. Пламя лизнуло щит, но тут же стыдливо опало, исчезло.
