Ждать пришлось долго. Часа через два после рассвета, наконец, появилась подвода. Местный староста. Злющий на них. В прошлом году брат, придравшись к чему-то, всыпал плетей его сыну. Немного, порцию всего, но староста, конечно же, об этом помнил.
- Милейший! Не поможете мне? Я сломал ногу. Мне добраться или до замка, или хотя бы до трактира. В любую сторону.
- По делам еду. Очень важным. Петушка надо отвезти нашему барону. Так что никак не могу помочь. Его милость рассердится.
Да он издевается. Точно, издевается.
- Брат заплатит... - и Эйгель понял, что сказал что-то не то. Брата упомянул! - Я заплачу!
- И сколько, милорд?
- Серебрянку!
- Две. И деньги вперед.
- Но у меня нет с собой денег.
- Мне надо к моему господину, - сказал староста и тронул поводья.
- Стой!.. Есть! - староста остановился, но не слезал. - Кинжал! Он стоит два золотых. Но за это ты меня отвезешь в Гендован. И верхом, а то подвода протянется.
- А покажь, ваша милость, кинжал-то.
- Смотри. Держи. Отличная сталь. Не хуже гномьей. И рукоятка из моржовой кости!
- А потом меня обвинят, что я украл кинжал? Нет, ваша милость...
- Тогда подвези меня до трактира. Там я в присутствии свидетелей подтвержу, что отдал тебе кинжал. А ты одолжишь у трактирщика лошадь и отвезешь меня в Гендован.
Староста задумался. На его лице читалась жадность, недоверчивость, угрюмая радость...
- Хорошо, ваша милость...
Через полтора часа Эйгель с сожалением в присутствии трех свидетелей отдал кинжал старосте из деревни соседа-барона. Он так им гордился! У кого из его сверстников был такой отличный кинжал? Разве что у сыновей местных графов, да и то не у всех.
Зато быстро нашлась лошадь, и Эйгель уже ехал в Гендован. К счастью, староста был худым, а сам юный баронет и вовсе весил мало, поэтому лошадь шла довольно споро. Переночевав в дороге, днем следующего дня они въехали в Гендован.
- Куда теперь, ваша милость.
- К замку герцога.
Добравшись до замка, староста аккуратно ссадил Эйгеля, стараясь не задеть вывихнутую ногу. Да, перелома не оказалось, и еще в трактире ее перевязали тряпками, но она все равно болела и слегка распухла. Доведя баронета до дежурного офицера, староста поклонился и не мешкая уехал восвояси.
- Я баронет Севир. Мне хотелось бы увидеть господина мажордома.
- Хорошо, ждите, я извещу его.
Минут через двадцать офицер вернулся вместе с пожилым и важным господином.
- Господин мажордом, я баронет Севир. Позапрошлым летом в вашем замке видели мальчика, из низов, у него не было кистей рук. Мальчика звали Дар или Дарберн.
Взгляд мажордома сразу же изменился, стал цепким и внимательным.
- Зачем он вам, милорд?
- У меня послание от его брата.
Мажордом, повидавший за свою жизнь многое и привыкший спокойно относиться к неожиданностям, тем не менее, вздрогнул и замешкался, но все-таки быстро взял себя в руки и ответил:
- Пойдемте, милорд, я провожу вас до покоев герцога.
Эйгель попытался шагнуть, но только слегка вскрикнул. Мажордом посмотрел вниз и обратился к офицеру:
- Дайте солдата, чтобы он донес милорда до покоев герцога.
Процессия, дойдя до дверей, остановилась. Мажордом указал солдату на кресло, в которое тот усадил Эйгеля, а сам прошел к герцогу. В этот день герцог давал обед своим приближенным, а также оказавшимся в городе двум людям ларского графа. Они частенько бывали здесь, и герцог уже хорошо их знал: рыцарь Ястред со своим оруженосцем. За прошедшие два года, с момента их первого появления в городе, оруженосец заметно вырос, превратившись из подростка в юношу.
Пройдя в обеденный зал, в котором только собрались гости, мажордом подошел к герцогу.
- Мой милорд, сообщение для вашего сиятельства. В зале ожидает юный баронет Севир. У него вывихнута нога.
- И это и есть сообщение? - Герцог в этот день пребывал в хорошем настроении.
- Нет, ваше сиятельство, у него сообщение для одного человека, которого сейчас нет в замке.
-Так позовите его. Я же не буду этим посыльным?
- Тот человек далеко, а сообщение должно заинтересовать вашу милость, но лучше принять баронета наедине.
- И он мне поведает великую тайну? Вы мне подняли настроение. Позовите его.
- Но, ваше сиятельство, я думал, что это лучше сделать в другом месте.
- Позовите!
- Как будет угодно вашему сиятельству.
Через минуту солдат внес Эйгеля в зал.
- О, какой юный. Дайте ему кресло. Итак, что же у тебя за сообщение?
- Ваше сиятельство, это сообщение для мальчика, у которого нет кистей рук. Дар, Дарберн, так его зовут.
- Вот как? И от кого?
- От его брата.
- ЧТО?!!!
Игривое настроение оставило герцога, он вскочил, впрочем, не он один. Вскочили и два ларских гостя, а граф Тратьенский разбил бокал, выпавший из его рук.
- Простите, ваше сиятельство, но я хотел только его найти, меня сюда привел ваш мажордом и я не смел отвлекать вас...
- Где он?
- Кто, ваше сиятельство?
- Брат Дарберна!
- Он... он сейчас уже умер.
- Давно?
- Вчера.
- Как? Почему?
- Мой брат... И я тоже наказали его плетьми. Пятьдесят плетей. Это было больше месяца назад. А вчера мой брат отправил его к храмовникам. А он ходить только начал. За стенку держался. Он мне позавчера оставил послание для своего брата.
- Давай сюда!
- Оно на словах.
- Говори!
- "Сашка тебя любит". Вот и все, что он просил передать.
Пока герцог стоял и грыз в раздумье палец, рыцарь, обратившись к нему, сказал:
- Ваше сиятельство. Я хочу найти его останки. Если еще не поздно. С вашего разрешения мы покинем город. Прошу дать нам этого баронета, он покажет дорогу.
- Да. Хорошо. Позовите Гонторна.
Начальник стражи явился незамедлительно.
- Гонторн, выделите офицера с десятком солдат. Он поступает в распоряжение милорда Ястреда. Выделите по две запасных лошади. И уже через полчаса... Нет, раньше, все должны покинуть замок.
- Куда ехать, ваше сиятельство.
- Милорд Ястред все скажет. И баронета с собой пусть возьмут. Всё!
Кавалькада из четырнадцати человек и сорока двух лошадей бешено скакала на север. Был шанс, что храмовники еще его не зажарили, а оставили погибшего на сегодняшний вечер. Значит, был шанс найти его останки и привести их графу Ларскому. Конечно, хотелось верить, что виконт еще жив, но все понимали, что человек после получения пятидесяти плетей в полную силу и только что вставший с ложа, на котором пролежал больше месяца, не сможет пройти и самой малой части пути. Попросту упадет. Как поступали храмовники в таких случаях, тоже все знали, но все-таки теплилась надежда, что те его вчера еще не успели съесть.
