Присев на нижнюю ступеньку, натянул сапоги. К его удивлению обувь оказалась сухой.
— Ну, где ты там? — услышал Арчи голос голема.
Молодой маг пошел на голос. Лошади в стойлах смотрели на него круглыми глазами, блестящими в свете подвешенных под потолком тусклых «волшебных огоньков», и шумно вздыхали.
В комнате конюхов жарко натоплено, пахнет дымом от печки. Генрика хлопочет у стола. Ее плащ небрежно брошен на лавку, на которой сидит голем.
«Словно я снова дома», — вдруг подумал молодой маг.
— Ну, здравствуй, сестрица! — улыбаясь, сказал Арчи.
Девушка обернулась. Казалось, за те полгода, что они не виделись, она стала еще красивее. Черные блестящие волосы, собранные в аккуратную прическу, черные брови вразлет, синие, почти лиловые, глаза.
Посмотрев на Арчи, девушка заливисто расхохоталась:
— Ты бы видел, на кого похож!
Она подошла к магу и осторожно вынула у него из волос несколько травинок.
— А на кого я должен быть похож после сеновала? — проворчал Арчи.
Но тоже улыбнулся в ответ:
— Знаешь, что удивительно? Я вчера, пока тут по парку блукал, промок насквозь и промерз, как те собаки, которые помогли мне найти конюшню. Думал, заболею, хотя чего-чего, а болеть сейчас никак нельзя. Но мне кажется, что я здоров. И плащ просох, и сапоги.
Девушка снова расхохоталась:
— Место тут такое, особое. Думаешь, зря наниты свою лечебницу поставили почти на выселках, в Ремесленном квартале? И храм тут не просто так…
— Я уже понял.
И, выдержав паузу, решился:
— Генрика, а я твоего отца видел!
— Что? — девушка впилась глазами в молодого мага, словно пыталась вывернуть его душу наизнанку.
Арчи быстро рассказал о белых птицах.
— Так вот оно что… — задумчиво протянула Генрика. — «Души воинов служат Тиму Пресветлому, словно ловчие птицы — охотнику, долетая до крайних пределов Кромешного мира, сверху его прозревая, не делая разницы между мертвецами и не живущими». Но… ведь ни отец, ни мама не были воинами?
— Их души — души воинов, — спокойно произнес голем. — Воин — не только тот, кто держит в руках меч. Каждый идет своей дорогой, и у каждого своя война. А твой отец, девочка, был больше, чем воин. Не зря теперь его именем в Море называют мальчишек. В кланах знают, какие имена давать детям.
Генрика и Арчи почти испуганно посмотрели на железного человека.
— Значит, надеяться уже не стоит, — тяжело вздохнула девушка. — Ему пришлось выбирать между мамой и мной.
— Между Тимом и тобой, — добавил голем. — Впрочем, жизнь кончается не завтра. Пока его место — в небе над Пресветлыми Чертогами. Но ты услышала, что Арчи говорил про ильберса? Мир будет меняться…
— Кстати, а кто еще знает, что этот парень… как его… баронет Мих Эрн-Лисский — ильберс? — забеспокоилась Генрика. — Ведь теперь вокруг него начнется такое!
— Уже началось, — грустно сказал Арчи. — А знают… Магмейстер эт-Лотус — точно знает. Может быть, господин Сатин, которого я никак не могу понять. Я предупредил Миха, чтобы он никому не рассказывал о своей кромешной форме. И вообще — чтобы как можно меньше делился с кем-нибудь.
— Сатин может догадаться, насколько серьезные силы оказались причастны к этой истории. Но хорошо это или плохо — я не знаю, — встревожился голем. — Я помню, как этот лицедей только появился во дворце. Он мне показался мутным типом, готовым угождать каждому. Но слишком умным, чтобы с ним не считаться.
— Прошло много лет, — возразила Генрика. — И если он до сих пор плетет интриги, значит, его карьера была вполне удачной.
— Эдмар Вильмирский сказал мне, что официально Сатин считается королевским шутом, но вся столица знает, что он — глаза и уши короля. И часто — его руки и ноги. Да и он сам… он сам говорил мне, что сделал ставку на истинного владыку потому, что символы власти не могут не менять своих владельцев. Чем дольше человек обладает истинной властью, тем сильнее она подчиняет его себе. И человек перестает быть просто человеком, он становится чем-то большим. Или меньшим — это как посмотреть. Потому что у последнего крестьянина больше свободы, чем у того, кто принадлежит своей власти.
Голем скептически хмыкнул, но все же согласился:
— Сын моего преемника, видимо, неглупый юноша. И он прав — тот, кто находится под сенью власти, перестает быть человеком. Поэтому нельзя ждать от него только человеческих поступков. Так что тебе, Арчи, не следует полностью доверяться этому господину Сатину.
Молодой маг пожал плечами:
— Я всего лишь выполнял его заказы.
— И оказался… беглым преступником, — с насмешкой произнесла Генрика. — Я все жду, когда ты поинтересуешься, что я делала сегодня днем. Я вообще-то не настолько ленива, что бы сидеть и ждать, когда тебя наконец-то найдут на этом сеновале.
— И в чем меня обвиняют? — с деланным равнодушием ответил Арчи.
— Всего лишь в нарушении одного из основных законов, регулирующих использование магии. Ты спровоцировал нападение тварей тьмы на уважаемого магистра эт-Диритиса, в результате чего тот получил тяжкие телесные повреждения и находится при смерти.
— Но он… — начал было Арчи и осекся.
— Да, уважаемый господин магистр несколько раз натравливал на тебя наемных убийц и даже разок попытался расправиться с тобой самостоятельно, — кивнула Генрика. — Однако ты ведь не писал по этому поводу прошений в руководство ордена? Ты даже в полицию не заявлял.
— Я что, идиот? У меня же не было доказательств.
Генрика ехидно улыбнулась и продолжила:
— Ну, по поводу идиота я бы поспорила. Иногда ты на него очень похож. Так вот, по мнению великого магистра, главная твоя вина не в этом. Ты вел исследования Кромешного мира вне плана, составленного орденом!
— Что? — у Арчи от изумления отвалилась челюсть.
— А то!
Генрика закончила накрывать на стол и скомандовала:
— Садись, ешь и слушай.
Молодого мага не пришлось долго упрашивать. Его аппетит не смог испортить даже рассказ девушки:
— Я третьего дня уже была в Школе магии, искала тебя. Из канцелярии меня послали на стихиальную кафедру. Там был какой-то толстый дядечка, который на все мои вопросы о том, где тебя носит, только вздыхал и таинственно закатывал глаза к потолку. При этом на его физиономии самыми большими буквами было написано: «Знать-то знаю, где этот шалопай носится, но не скажу. Приедет — сам расскажет».
— Это был старина эт-Лотус.
— Не знаю, Лотус или кто там еще… он не представился. Вообще мне показалось, что он немножко сумасшедший, и все, что вне его лаборатории, воспринимает с большим трудом.
