— Гордый Змей, — ладонь Светоносного гладила шелковистые перья крыльев, — теперь ты веришь мне? Веришь. Перед врагом ты не склонил бы колени. Твой дед мог лгать мне и ненавидеть меня, твой отец может это, но от тебя, мой Змей, я не приму ненависти и лжи. Смирись с этим, как смирился с тем, что ты — иной, даже для своей семьи — особенный. Прими это. Гордись тем, что мне нужна, необходима твоя любовь и искренняя верность.
— Но как же так? — Наэйр открыл глаза. Сын Утра стоял рядом с ним на коленях, ласково перебирая пальцами сверкающие перья. — Почему так? Это… то, что ты сказал… оно было в Начале.
— Оно есть.
Теперь за человеческим обликом Наэйр видел суть Того, Кто говорил с ним, видел свет, и не понимал, почему этот свет до сих пор не испепелил его.
— Оно есть, — задумчиво повторил Сын Утра, — у меня странное чувство, Змей: я впервые говорю с ребенком, и это очень… непривычно.
— Я не ребенок.
— Да, конечно. Но твоему телу еще не исполнилось и пятнадцати лет, а твой дух… — короткая улыбка, — прости, но и в душе тебе те же четырнадцать. Просто ты очень много знаешь для своих лет. Возможно, мне тоже следовало создать Сына, чтобы научиться разговаривать с детьми. Давай сядем, — он приглашающе кивнул на невысокие кресла, — возможно, так мне будет проще. Мы хотя бы станем одного роста.
Что ж, Сын Утра стремился смягчить им же произведенный эффект, и Наэйр был бы признателен за это, если бы не меркли все чувства перед безграничной и чистой радостью: он искал и нашел Бога.
— Ты знаешь, что вселенная была создана за шесть дней, — медленно начал его собеседник, — забудь об этом. Я могу предположить, что Святой Дух намеренно исказил истину, когда диктовал Книгу, но скажу, что люди на Земле неверно поняли послание. Вселенная не создана до сих пор. Акт Творения не закончен, потому что созидание — наша суть. И даже смерть и разрушение — неотъемлемые и обязательные составляющие этого бесконечного процесса, — он задумчиво смотрел на принца. — Еще ты знаешь, что Бог един, и любое имя его из тех, которые осмеливаются произносить люди, означает именно это. Возможно, будет лучше, если ты и дальше будешь так думать… да, так было бы проще. Но, Змей, мы — не две стороны одной силы, мы не едины в двух… то есть, в четырех лицах, я не часть Адонаи, а он — не часть меня. У нас разные цели, у нас множество миров, но борьба — одна на двоих. Друг с другом. Он борется за власть, я — за себя, мы оба творим, потому что не можем иначе. И его люди называют Богом богов, а меня — Врагом. Но многие другие смертные разумеют под Творцом меня, а его, напротив, воспринимают, как силу враждебную и насквозь лживую. Правы и те, и другие. И ты сделал свой выбор. Я не думаю, что теперь ты будешь много разговаривать со смертными, однако, если придется, прошу тебя, не перепутай, с кем нужно славить сатану, с кем — Сына Утра, а кому подтверждать славу и величие фийн диу, Белого бога. Серафим моего престола… — он усмехнулся, — твой дед говорил тебе, что ты одной крови с ангелами?
— Да.
— А ты не верил.
— Нет.
— Потому что у ангелов нет крови? Если бы кто-то из них по воле Адонаи оказался в смертном теле, уж поверь мне, Змей, их кровь была бы такой же красной и горячей, как твоя. А ты, когда дух твой освободится, станешь как ветер и свет, Крылатый Змей с пылающими крыльями. Приходи, когда пожелаешь, — он поднялся, и Наэйр тоже встал, — твой дом всегда был здесь, в Ифэрэнн, но почему-то никто из вашей семьи не желает остаться тут надолго.
Элис не испугалась. Удивилась — да, и не очень поняла, и пожала плечами:
— Всего то? Ты не обманываешь меня?
— Всего то?! — ошеломленно повторил Невилл и мотнул головой: — Нет. Не обманываю. Ты, как и все мы, создана дьяволом.
— Да в это-то я верю, — отмахнулась Элис, — это не новость, принц, все человечество создано дьяволом, кроме, разве что, иудеев. Но неужели признание этого факта — достаточная плата за бессмертие?
— Это отказ от бессмертия, — произнес он медленно, только сейчас начиная понимать, что обманывает ребенка, дитя, доверчиво готовое отдать величайшую в мире драгоценность, — отказ от возможности когда-нибудь оказаться рядом с фийн диу. Я не знал, что ты не веришь в Бога.
— А кто в него сейчас верит?
— Но ты крещена!
— Потому что так принято.
— Ты вспоминала Его!
— Всуе, Крылатый. Это просто такое присловье, — Элис посмотрела ему в лицо с ласковой жалостью. — Ты так мудр, мой принц, как же ты не понял, что я не верю? И чем ты сейчас расстроен? Разве не твои слуги делают все, чтобы люди как можно реже вспоминали о Боге? Разве не тебе это нужно?
— Мне, — согласился Невилл, все оказалось так просто, слишком просто и нечестно. — Я вижу, что преуспел.
— А я вижу, что ты не рад. Неужели, чтобы стать фейри, обязательно нужно верить в Бога?
— Многие фейри вообще не знают о Нем. Нет, Элис, — он встряхнулся, — верить не надо, но там, где не верят в Добро, Зло тоже обесценивается. А тебе не нужно становиться фейри, ты родилась такой.
Над тем, что когда-то Змей был человеком и был крещен, Элис задумалась только сейчас, в отличие от Курта — тот понял сразу, едва лишь прочел о этом. Ее принц поступился душой ради власти и волшебства, а он, наверное, верил в Бога. И верит сейчас. Плохо представляя себе, что такое, в сущности, христиане, Элис отмахнулась от непрошеных мыслей. Какая, в конце концов, разница, ведь кто только не продавал душу дьяволу с самыми разными целями, и какая разница, кого именно считать своим создателем? Но Невилл близко к сердцу принял ее неверие.
Элис не считала себя атеисткой — существование Бога не доказано, но и не опровергнуто, и она всегда полагала, будто что-то, где-то там, все-таки есть. Не обязательно Творец, как понимают его христиане, или, скажем, иудеи, но некая идея… всемирный разум, может быть? А увидев множество реальностей, встретившись с множеством фейри, поверив в Срединный мир, трудно не уступить логике и не допустить, что, наверное, и некий Творец тоже существует.
Ну и что?
Невилл сказал правду: она — подменыш. Дичь несусветная, все так, однако придется в это поверить, потому что принц знает о чем говорит. Куда лучше знает, чем сама Элис или любой из ее профессоров. Мало того, что его рассуждения логичны, так он еще и разбирается в проблеме.
К тому же опять таки, повидав столько, сколько довелось ей за эти пять дней… или не пять? Сколько же времени прошло с ее появления в Ауфбе? В общем, повидав столько, даже самый убежденный скептик и материалист, вроде докторов в недоброй памяти пансионате, признал бы, что фейри существуют, что существует волшебство, что есть множество других миров.
