Вскоре он добрался до комнаты прислуги на первом этаже. Устроив юных магов на лежанках, на которых обычно отдыхали кухарки, он занялся осмотром многочисленных шкафов, стоящих вдоль стен. В одном из них он отыскал бутыль с виноградной водкой. Открыв, понюхал. Вроде бы пребывание на Кромешной стороне не изменило привычного запаха. Решив рискнуть, голем приподнял голову Арчи и влил ему в рот несколько капель напитка. Паренек закашлялся и открыл глаза:
— Дядюшка Эльрик, а закуски у вас не найдется?
Голем помотал головой и подобным же образом привел в чувство Генрику.
Отдышавшись, вытерев выступившие на глазах слезы и хлюпнув носом, девушка сказала:
— Спасибо, дядюшка Эльрик! Только если вы найдете мою сумку, то там есть более полезные снадобья.
— Вот она, — ответил голем. — Я прихватил ее… Когда ты обернулась этой… этой ящерицей, она осталась лежать у стены…
— Ящерицей? — удивилась Генрика, доставая флакон с каким-то зельем. — У меня не было времени рассматривать себя. Кажется, благодаря вам, дядюшка Эльрик, я прошла ритуал воплощения на Тропах Мертвых.
— Снек-ла, — подал голос Арчи. — Ты стала снек-ла, кошмаром магов…
— Что? — воскликнула девушка. — О, боги! За что?
— А что это значит? — поинтересовался голем.
— Снек-ла — древние твари, жившие в нашем мире до того, как в него пришли та-ла, — словно читая главу из какого-то трактата, начал Арчи. — Они владели магией гораздо более сильной, чем та-ла, и властвовали над этими землями долгие тысячелетия… Они умели дышать огнем, а некоторые из них летали. Но и у этих совершенных созданий было свое слабое место. Очень часто снек-ла впадали в безумие. Они превращались в животных более бессмысленных, чем любая собака или лошадь. Они крушили все на своем пути, убивали любого, кого видели, даже если это был их соплеменник. Они словно искали смерти. Они бросались со скал в жерло вулкана или пронзали себя острыми копьями. Поэтому снек-ла предпочитали жить подальше друг от друга — чтобы не столкнуться с безумцем или самому не заразиться безумием. Если бы эти древние твари могли объединяться в стаи, та-ла ничего не смогли бы с ними сделать. А так они уничтожили большую часть снек-ла поодиночке. Дольше других в нашем мире существовали летающие снек-ла, которых теперь называют драконами. Но однажды все они куда-то исчезли — все и разом. Остались только записи в древних книгах да барельефы в некоторых храмах. В Иртине, в храме Эйван Животворящей, есть сцена охоты на снек-ла…
— И что? — удивился «дядюшка Эльрик». — Нас, Моров, называют Драконами. Прости, Генрика, я слушал, как ты читала дневник своего отца. Твоя мать — урожденная баронесса Эйхон, и вполне может оказаться, что мы очень дальняя родня по крови. Кажется, кто-то из Эйхонов был женат на дочери кого-то из моих предков…
— Нет, — покачала головой девушка. — Образ, который принимает маг на Тропах Мертвых, зависит не от крови, а от его сущности. Арчи — хорек… Отец был лисом. Это умные и быстрые звери, умеющие найти выход из самого безвыходного положения…
Девушка замолчала. Потом, словно решившись произнести вслух то, о чем думала, продолжила:
— Если маг на Тропах Мертвых принимает образ снек-ла, то ему грозит безумие. Нет, не просто грозит. Каждый раз, отправляясь за Кром, он становится все более и более безумным. В конце концов он убивает себя, опасаясь, что может превратиться в чудовищного убийцу, для которого нет различия между своими и чужими.
Она снова замолчала. Но, собравшись с силами, закончила:
— Теперь я понимаю, почему отец был против моего воплощения. Он знал… догадывался… Это — моя часть платы. Мама… она слишком верила в светлых богов. Но просить что-то у Тима Прекрасноликого так же опасно, как у тварей Тьмы. Мама очень хотела иметь ребенка от моего отца. Она молилась… я не знаю, какой договор она заключила и что обещала. Но за мое рождение она заплатила собственной жизнью. Когда она умерла, ей было немногим больше пятидесяти — даже не старуха. И теперь придется платить мне.
— Я не знал, — пробормотал голем. — Если бы я знал, я бы…
— Никто не знал. Кроме отца, наверное. Но что теперь поделаешь? Буду жить, помня о зреющем во мне безумии.
Генрика тяжело вздохнула и откинулась на подушки:
— Дядюшка Эльрик! Можно вас попросить об одной услуге?
— Всегда буду рад помочь.
— Сейчас нам с Арчи нужно отдохнуть. Походы за Кром выматывают. Мы немного отдохнем и осмотрим замок. Скорее всего, в достаточной степени воплощенных тварей больше не осталось. Но все же… Но до этого… Не могли бы вы, пока мы спим, найти немного воды для умывания? А то мне кажется, что мы похожи на трубочистов.
Голем пожал плечами:
— А я-то думал…
— Мне как-то непривычно заставлять хозяина замка выполнять роль прислуги, но…
Генрика не успела докончить фразу — она уже спала. Арчи заснул еще раньше.
Голем толкнул дверь в кабинет, принадлежавший когда-то хозяину замка. Из-за распахнутых створок в полутемный коридор ворвался солнечный свет — слишком резкий, слишком слепящий. Там, за стенами замка, оказывается, давно наступило утро.
Постояв в нерешительности несколько мгновений на пороге, «дядюшка Эльрик» шагнул навстречу свету. По металлу заплясали блики, и тяжеловесная фигура словно растворилась в солнечных лучах.
Генрика не решилась сразу идти вслед за големом. Что-то остановило ее. Нет, не опасность. Что-то более значимое, чем угроза встречи с кромешными тварями или еще какой-нибудь нечистью. Она замерла, бессмысленно глядя в дверной проем. Сквозь него были видны лишь часть окна и книжный шкаф из темного дерева. До слуха девушки доносились неспешные, словно задумчивые, шаги голема и — что почему-то казалось странным — птичий пересвист.
— Генрика, девочка, иди сюда, что я тебе покажу, — вдруг раздался голос голема.
Юная магичка неуверенно вошла в кабинет легендарного герцога Эльрика Мора-старшего, Золотого Дракона, Железного маршала и прочая, и прочая…
Не роскошно, но со вкусом обставленная комната: мебель из темного дерева, удобные кожаные кресла. Широкие окна, распахнутая на окружающую башню галерею дверь и много света.
Голем, стоящий в дверном проеме, поманил девушку рукой:
— Иди сюда, только не делай резких движений.
Генрика выглянула из-за плеча голема и чуть не рассмеялась. На перилах расселась семейка воробьев: двое взрослых и пяток желоторотиков-поршков. Из-за детских еще взъерошенных перьев и яркого цвета клювов детишки казались крупнее суетящихся вокруг них родителей.
