Малта посмотрела на тряпку, которую держала в руке, и вслух удивилась:
«Надо же, глупость какая…»
Кикки медленно пожала плечами.
«Глупость, верно, — прошептала она. — Но нам на руку. — И посоветовала: — Только не кричи об этом… по малейшему поводу. А то они… догадаются… они же понимают… что такие дни у женщины… не всегда… — Потом улыбка пропала с ее лица. — Но если все-таки не поможет, — продолжала Подруга, — не пытайся… с ним драться. Он только больше покалечит тебя… — Ей стало совсем трудно дышать, но она все же докончила: — Тебя будут бить, пока… пока не прекратишь сопротивляться. Чтобы впредь помнила… где твое место…»
Этот разговор между ними состоялся уже несколько суток назад. С тех пор Кикки редко говорила так много, ограничиваясь двумя-тремя словами. Силы с каждым днем покидали ее, а от ран и нарывов на коже начало скверно попахивать. Малта отлично понимала, что долго Кикки не протянет. Ей даже хотелось, чтобы мучения молодой женщины скорей прекратились. С другой стороны, со смертью Подруги Малта теряла свою единственную союзницу.
Ей самой уже до предела обрыдло жить в нескончаемом страхе, вот только выбор у нее был небогатый. Все ее решения за последнее время принимались под давлением страха. Вся жизнь была ему посвящена. Она даже палатку теперь покидала не иначе как по прямому приказанию Касго. И когда ей приходилось высовываться наружу, она действовала по возможности расторопно, стараясь при том ни с кем не встречаться глазами. На палубе ее всякий раз встречало дружное улюлюканье, однако рукам воли никто пока не давал, и она невозбранно выплескивала за борт парашу.
— Ты поглупела или просто ленишься? — вторгся в размышления Малты громкий голос сатрапа.
Девушка вздрогнула и подняла голову. Она действительно задумалась слишком глубоко и не расслышала первого оклика.
— Прошу прощения, — пробормотала она, постаравшись придать голосу побольше искренности.
— Я говорил о том, что мне скучно. Еда невкусная, вина не подают, а покурить удается только с капитаном. Ты умеешь читать? — Малта озадаченно кивнула, и приказ последовал незамедлительно: — Сходи узнай, найдутся ли у капитана какие-нибудь книги. Если найдутся, будешь читать для меня.
У Малты мгновенно пересохло во рту:
— Но я не читаю по-калсидийски.
— Ну конечно, где тебе. Я сам буду читать! Сходи, говорю, раздобудь мне книгу!
Малта прилагала все усилия, чтобы не выдать свой страх.
— Но как же я попрошу книгу, если я по-калсидийски даже не говорю?
Сатрап возмущенно фыркнул.
— Поистине удивляюсь я некоторым родителям, позволяющим своим детям коснеть в дремучем невежестве! Разве Удачный не граничит с Калсидой? Как же получилось, что ты не обучена языку ближайших соседей? О, деревенщина беспросветная! Мудрено ли после этого, что вы с Калсидой никак не можете договориться. — И сатрап тяжко вздохнул. Ну ни дать ни взять многодумный глава государства, изнуренный заботами о нерадивых и ничего не ценящих подданных. — Сам я, — продолжал он, — за книгой идти не могу, с меня кожа облетает, как листья с дерева осенью. Может, сумеешь затвердить хоть несколько слов? Значит, так: постучишь в двери, бухнешься на колени, являя должное смирение, и скажешь: «Ла-ни-ра-кейе-лой-ен».
Калсидийскую фразу он выпалил на одном дыхании. Малте не удалось даже различить, где кончалось одно слово и начиналось другое.
— Ла-ни-ра-кеен… — неуклюже повторила она.
— Да нет же, дура! «Ла-ни-ра-кейе-лой-ен»! Да, и еще не забудь на конце добавить «ре-кал», чтобы он не посчитал тебя грубиянкой. Ну, бегом, пока окончательно все не забыла!
Мгновение Малта молча смотрела на этого человека, от которого зависела ее жизнь. Если начать упрашивать его не посылать ее к капитану, он непременно захочет знать почему. Нет уж. Лучше не давать ему в руки такого оружия против себя. Малта собрала в кулак все свое мужество и сказала себе: может, матросы остерегутся к ней приставать, если ясно будет, что она направляется с поручением к капитану? Тем более что на пути обратно она будет нести с собой книгу. Книга, как-никак, собственность капитана, так не решатся же они ее портить!
И Малта выбралась из кожаного покойчика, безостановочно бормоча калсидийскую фразу, точно молитву.
Ее путь лежал вдоль всего корабля по настилу над скамьями гребцов. Как и следовало ожидать, девушку немедленно встретило многоголосое улюлюканье. Малта пришла в ужас, но постаралась ничем не выдать своих чувств. Она знала, что явный страх только раззадорит матросов, и без того готовых на подвиги.
— Ла-ни-ра… — твердила она про себя.
Ей удалось невозбранно достичь дверей капитанской каюты. Здесь она постучала, трепетно надеясь, что стук не оказался слишком громким.
Изнутри раздраженно прозвучал мужской голос. Малте оставалось только молиться, что это означало разрешение войти. Она приоткрыла дверь и робко заглянула внутрь. Капитан, оказывается, лежал на койке. При виде Малты он вскинулся на локте, гневно глядя на нее.
— Ла-ни-ра-кейе-лой-ен! — тотчас выпалила она. Запоздало вспомнила наставления сатрапа, рухнула на колени и, низко нагнувшись, добавила: — Ре-кал!
Капитан что-то сказал, и она осмелилась поднять взгляд. Он, не двигаясь, повторил сказанное, на сей раз погромче. Она опустила голову и покачала головой, моля Небеса, чтобы он сообразил: она не понимает. Вот капитан поднялся… Малта напряглась всем телом, снова вскинула глаза и увидела, что он указывает ей на дверь. Малта кинулась в указанном направлении на четвереньках, причем задом наперед. Оказавшись снаружи, она торопливо вскочила, низко поклонилась капитану и закрыла дверь, как говорится, с той стороны.
При виде нее ненасытные калсидийцы снова подняли гвалт. Они орали по-кошачьи, чмокали, щелкали языками, стучали зубами. Настил, по которому предстояло пройти, показался Малте нескончаемым. Она прижала руки к груди и бросилась бегом. Она почти преодолела настил, когда кто-то крепко ухватил ее за лодыжку. Малта упала плашмя, расшибив себе не только колени и локти, но даже и лоб. Падение почти оглушило ее, когда же она перекатилась на спину, то увидела над собой молодого калсидийца. Он смеялся. Он был очень красив — рослый, светловолосый, чем-то похожий на ее отца. Даже глаза были почти как у него — голубые. Матрос склонил голову к плечу и что-то сказал ей. Кажется, он о чем-то спросил.
— Я в порядке, — пробормотала Малта.
Он ответил улыбкой. Малта испытала такое облегчение, что едва не улыбнулась в ответ. Калсидиец же наклонился… И одним движением задрал ей спереди юбку. Сам он уже стоял на одном колене, торопливо расстегивая пряжку ремня.
— Не-е-ет!.. — завопила Малта и попыталась ползти прочь, но он снова поймал ее за лодыжку и этак небрежно, без видимого усилия, подтащил к себе.
Другие матросы уже поднимались на ноги, чтобы не пропустить самого интересного. Насильник уже полностью изготовился «к бою», и тут-то Малте вспомнилось заветное заклинание, которому обучила ее Кикки.
— Фа-чейи кол!.. — заверещала она. — Фа-чейи кол!..
Калсидиец так и замер на месте. Малта машинально убрала с лица волосы… и матрос отшатнулся, словно ударенный, прошипев какие-то слова, полные ужаса и отвращения. «Сработало!..» Малта перевернулась и вскочила, чтобы в два прыжка одолеть оставшееся расстояние. Откинув входной клапан, она буквально рухнула на пол, всхлипывая и задыхаясь. Локти жестоко саднили. Девушка почувствовала, как что-то затекло в глаз, и сморгнула. С ресниц капнула кровь. Малта вспомнила, как ударилась лбом, и поняла, что падение разбередило рану на лбу.
Сатрап даже голову от подушки не оторвал. Лишь требовательно спросил:
— Где моя книга?
Малта кое-как успокоила дыхание и ответила:
— По-моему, у него ни одной нету, — «Вот так. Правильные слова. Причем ровным голосом. Только не показывать ему страх…» — Я сказала, как ты велел. А он указал мне на дверь.
— Безобразие, — пробормотал владыка Джамелии. — Чует мое сердце, умру я от скуки на этом проклятом корабле. Вот что. Иди сюда, будешь мне пятки чесать. Может, хоть усну. Все равно здесь больше нечего делать!
«Выбора нет», — сказала себе Малта. Сердце у нее по-прежнему колотилось, а горло так пересохло, что трудно было дышать. Либо пятки ему чесать, либо умереть жестокой и до крайности отвратной смертью. Локти и колени так и горели, похоже, она их здорово ободрала. Малта извлекла длинную занозу, обнаруженную в ладони, и уселась на пол у ног сатрапа. Он покосился на нее… и при первом же прикосновении отдернул ступню.
— Это еще что? Что случилось?
Вопрос, похоже, касался ее окровавленного лба, и Малта ответила просто:
— Я упала, вот рана и открылась.
Она поднесла руку ко лбу, чтобы осторожно пощупать. На пальцах осталась не только липкая кровь, но и густой белый гной. Малта уставилась на него в ужасе. Торопливо подхватив одну из тряпок Кикки, она прижала ее к ране. Больно было не слишком, но гноя оказалось такое количество! Малту снова затрясло, но уже по другой причине. Что все это значит? Что с ней происходит?
