Колдун рассудил, что налоги в королевстве непомерно низкие и их непременно надо повысить по крайней мере втрое. Дохода королевской казне подобная мера не принесла, эффект вышел обратный. Казна стала стремительно пустеть, поскольку граждане Стерпора теперь делали все возможное, чтобы уклониться от непомерных налогов. Дабы хоть как-то стабилизировать положение в королевстве, Ламас создал специальную службу – налоговую стражу, которой надлежало заниматься сбором налогов, а также поиском и наказанием тех, кто от выплат уклонялся. Служба эта действовала на первых порах довольно эффективно, но со временем стала пользоваться в народе такой непопулярностью, что стражники с желтыми нашивками на рукавах опасались выбираться в город с наступлением сумерек. На улицах их отлавливали и нещадно били, нередко дело заканчивалось смертельным исходом. Дошло до того, что в налоговые стражи никто не хотел идти, опасаясь за свою жизнь.
Но Ламас не растерялся и проявил смекалку: он принял решение набирать налоговую стражу из приговоренных к смерти. Дело сразу пошло на лад. Большинство смертников были отчаянными головорезами. Новым стражам удалось запугать жителей королевства и заставить их платить налоги. Казна стала потихоньку пополняться. Но потом произошло непоправимое. Целый отряд королевский стражи, составленный из отборных низов общества, закоренелых убийц и преступников, собрав подать за три месяца, пересек границы королевства, и был таков. От «блестящей идеи» использования в качестве стражей самых отчаянных головорезов колдун отказался, но непомерный налог и не думал снижать. Он по-прежнему считал, что, чем выше налоги, тем лучше наполняемость королевской казны. Голые факты его не убеждали, и государство продолжало беднеть.
Подданные все больше выражали недовольство его правлением. Скажу даже больше – в Стерпоре назревал настоящий бунт, и если бы не мое появление, правление Ламаса закончилось бы плачевно – толпа попросту взяла бы королевский дворец штурмом и растерзала колдуна.
К моему удивлению, восстановление города, начатое еще при мне, горе-правитель продолжил и даже повелел вырыть вокруг городских стен глубокий ров, так что следы разрушения теперь стали почти незаметны. К тому же столица моего государства теперь была укреплена лучше, чем раньше.
Однако и здесь не обошлось без перегибов. Несмотря на то что ров вокруг города был вырыт в кратчайшие сроки, колдун приказал человека, руководившего работами, кинуть в темницу, потому что ему показалось подозрительным, как тот смотрел на него во время обеда, данного в честь завершения строительства.
Услышав об этом, я постучал Ламаса по лбу.
– Послушай, – сказал я, – ты действительно круглый идиот или только притворяешься?
– Ваше величество, – вскричал колдун, – если бы вы видели, как он на меня смотрел, вы бы тоже немедленно швырнули его за решетку! Он смотрел очень и очень подозрительно. Я и сейчас думаю, что тут что-то не так… Если бы вы повелели допросить его еще разок. Растянуть его на специальной машинке…
Впоследствии я убедился, что репрессии против почтенных граждан Стерпора, в том числе против тех, кто помогал мне прийти к власти, в правление Ламаса стали делом обычным.
Великолепнейшего изобретателя, создателя необыкновенных боевых машин Кугеля Кремоншира Ламас упек в Дом мозгоправления, где ему ежедневно проводили тяжелые «оздоровительные процедуры» – погружали голову в ледяную воду (чтобы остудилась), вешали за уши пиявок (чтобы оттягивали дурную кровь, внушавшую «неправильные» идеи) и поджигали пятки (чтобы тело помнило об ужасах Нижних Пределов и дух вернулся к здравому разумению).
Узнав о том, что Ламас проделал с моим изобретателем, я едва удержался от порыва немедленно передать старика в руки палачей. Меня остановило только то, что я отлично помнил, какую неоценимую услугу оказал мне Ламас, когда я неровной, изобилующей препятствиями дорогой шел к власти. Он был едва ли не единственным человеком во всем Стерпоре, который увидел во мне будущего короля, единственным, кто поверил в меня. Милосердие далось мне нелегко. Подергивая серьгу, я трижды обежал вокруг трона и плюнул колдуну на ботинок, чтобы хоть как-то выместить на нем лютую злобу.
– Это что, какой-то ритуал? – распахнул голубые глаза Ламас и тут же получил отличный щелобан, после чего надолго замолчал – только ворчал что-то обиженно себе под нос…
Когда Кугеля Кремоншира вернули из Дома мозгоправления, первое время он совсем не мог говорить, по крайней мере связно. Потом речь к нему вернулась, и он стал слагать буквы в слога, слога в слова, а немного погодя – слова в целые предложения. Правда, он сильно заикался, но уже можно было разобрать, что именно он говорит. Первое время он изрекал в основном ругательства в адрес «поганого колдуна, собакиного сына, зловонного язычника и козла гнилозадого» – в общем, он, конечно, имел в виду Ламаса.
Ругань стала первым признаком возвращения к Кугелю Кремонширу здравого рассудка. Уже очень скоро, к моей радости, он создал чертеж странного приспособления, которое могло копать отличные ямы для садовых растений. Меня несколько удивило, что данное устройство может использоваться только в мирных, точнее сказать, садоводческих целях, потому что раньше гений Кугеля творил исключительно боевые машины, но я приписал эту странность последствиям перенесенного стресса. Я от всей души надеялся, что великолепный дар когда-нибудь вернется к изобретателю.
– А если не вернется, – надвинулся я на Ламаса и ткнул его указательным пальцем под ребра, колдун ойкнул, – я тебя самого отправлю в Дом мозгоправов, там тебя уже заждались. Понял меня?!
– Понял, все сделаю, абсолютно все, что в моих силах, чтобы милейший Кугель выздоровел как можно скорее. Я очень, очень постараюсь.
Выражение лица колдуна мне не понравилось.
– Не вздумай применять к нему магию, – погрозил я Ламасу пальцем, – а то знаю я, что обычно из этого выходит…
– Что вы, как можно?! – развел руками Ламас. – Я просто буду заваривать ему специальные, совершенно безобидные травки, чтобы его организм окреп и сам справился с… – тут он замялся… – досадной хворью.
Вскоре выяснилось, что ошибочно принятое нами за садоводческую машину изобретение на самом деле было механическим могильщиком. Об этом Кугель поведал нам, как только к нему стала возвращаться речь.
Вещь эта показалась мне небесполезной, но все-таки довольно примитивной для изобретателя, который придумал саму Люсильду – боевую машину, способную сокрушить пару десятков воинов врага за считаные минуты. Однако я счел, что великий дар не может вернуться к народному самородку сразу, и оказался прав: вскоре Кугель сотворил портативный пыточный агрегат, способный одновременно загонять иголки под ногти, дробить пальцы ног и выдергивать волосы из носа. Эта машинка показалась мне куда более совершенной, нежели механический могильщик, но пока, к сожалению, далекой от технического совершенства. И все же прогресс был заметен невооруженным глазом: Кугель явно выздоравливал, мозг его начинал оправляться после лечения в Доме мозгоправления.
