— Пока рано судить. Должно пройти некоторое время. И, Фаул, прошу, пока воздержись от лечения Деймоса.
— Я знаю. Нужно, чтобы все устоялось.
— Именно. А сейчас вам обоим не помешает отдохнуть. Скоро рассвет.
— Еще есть пара часов, — возразил Деймос.
— Да, но первые пару дней вам лучше воздержаться от выхода на улицу в светлое время. Нельзя позволить солнцу выжечь вашу связь.
— А это возможно? — удивился Деймос.
— Так скажем, не исключено. Не стоит забывать, что Фаул гораздо чувствительнее к солнцу, чем ты.
— Понятно.
Собственно, на этом «церемония» и закончилась. Честно говоря, Деймос был рад, что обошлось без излишнего пафоса и шума. С некоторых пор он сильно недолюбливал толпу. И сейчас просто воспользовался ситуацией и ушел в дом вместе с Фаулом, не дожидаясь остальных.
Первая заминка произошла уже в доме, возле дверей в комнаты Фаула. Деймос остановился, словно вспомнив о чем-то, и, повернувшись к спутнику, проговорил:
— Наверное, я должен идти к тебе.
— Я не против, но почему должен? — спросил Фаул, открывая дверь.
— Мы же теперь связаны. А мои покои более… светлые, так что тебе там будет хуже, чем здесь.
Говоря это, Деймос вошел в комнату, тем самым показывая, что не собирается вдаваться в обсуждения посреди коридора. Фаулу оставалось только войти следом, но он все-таки хотел разъяснить:
— Да, между нами установилась связь, но я вовсе не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным делать что-то помимо своей воли.
— Но ведь именно это моя часть создавшихся уз.
— Нет! Они для того, чтобы помочь тебе, а не поработить.
Деймос не любил пространных речей, поэтому просто спросил:
— Ты не хочешь?
— Не в этом дело, — ответил Фаул, отведя глаза и едва сдержавшись от смущения. Но мужчина не собирался так просто отступать и спросил:
— Почему?
— Хм…
— Разве мы не должны стать внимательнее к нуждам друг друга?
— Верно. Со временем. Никто не требует от тебя открытости немедленно, это может лишь навредить будущему лечению, — попытался объяснить Фаул, одновременно проклиная свой язык и честность, вынуждавшие самовольно отказываться от того, что так хотелось!
Вот только его душеспасительная тирада возымела совсем другое действие. Деймос рассмеялся, причем едва ли не впервые за время их знакомства. Отсмеявшись, он проговорил:
— Ты что, возомнил себя коварным соблазнителем?
— Ну…
— Я давно уже не ребенок, я прожил достаточно, чтобы точно определяться со своими желаниями.
— Но твое состояние…
— Да, оно плачевное. Но я все-таки не сошел с ума.
— Хм.
— И с тобой временами я сам начинаю чувствовать себя искусителем, а это… неприятно, — Деймос не стал упоминать о своей последней привязанности, справедливо полагая, что его намек и так будет понятен.
Так и вышло. Фаул коснулся его плеча, тихо сказав:
— Прости.
— Не начинай. Иначе я начинаю верить, что ты вовсе не воин, а сопливая наложница.
Это замечание вызвало у Фаула усмешку, и все-таки он счел нужным заметить:
— Мы, Морры, порой бываем очень эмоциональны.
— Я заметил, — фыркнул Деймос, скинув обувь и, как ни в чем не бывало, завалившись на кровать своего… партнера.
Фаул сначала опешил, а потом последовал примеру. Он уже чувствовал приближающийся рассвет, как солнце начинает давить на закрытые ставни.
Делить с кем-то ложе Деймосу явно было привычнее, или он просто лучше скрывал свои эмоции. Что до Фаула, то сначала он всячески убеждал себя, что за долгую жизнь с ним бывало и не такое, а потом заговорил, чтобы только не накинуться на партнера:
— Расскажи, как ты жил в своем царстве?
— Ты же сам все видел, — пожал плечами Деймос.
— Это разные вещи.
— Хм. Обычно жил. Ну, для меня. Я не знал другой жизни. В основном воевал.
— Все время?
— Бывало по полгода. Нужно было защищать границы, избавляться от особо ретивых людей, да и в самом царстве находились недовольные, временами поднимающие мятеж.
— А чем занимался, когда не воевал?
— Я был царем, и, чем больше царство, тем больше у правителя забот. Люди — не вампиры, с ними нельзя позволять слабости.
— Часто тебя пытались предать?
— Бывало. Из оружия, которым меня пытались убить, можно было заполнить не одну оружейную. Я уж не говорю о ядах.
— И ты никого не щадил за это?
— Я не должен был показывать слабость. Меня так учили. Я лишь однажды отступил от этого.
— Фуар?
— Да. Но тогда он сам запутался, благодаря братьям. Совсем еще мальчишка. Был.
— Прости.
— Прошлого не изменить. Оно есть. Я убивал множество раз, и зачастую несправедливо, а были случаи, когда я позволял ярости ослепить себя.
— Я не хотел, чтобы ты снова вспомнил…
— Я и не забывал. Есть вещи, которые не стереть из памяти даже со временем. И отрицать свою вину глупо.
— Еще раз прости. Похоже, идея была не самой удачной.
— Ничего.
— Раз уж все так плохо получилось, то разреши мне еще один бестактный вопрос. Почему именно Фуар? Почему ты не нашел кого-либо раньше?
Деймос не стал язвить, что это уже два вопроса, просто ответил:
— А я и не искал. У меня были наложницы и… другие мимолетные увлечения. Будь у Фуара сестра, она бы заняла его место.
— Вот так просто?
— Да. Но случилось так, как случилось, и потом совпал целый ряд случайностей. Он был мне интересен, как новая игрушка, и так меня боялся! Мне даже стало любопытно, смогу ли я переломить подобное отношение.
— И у тебя получилось.
— Да. Он смог полюбить своего мучителя, и так пылко, но еще долго мучился, разрываясь между чувством и долгом.
— Не правда, ты его не мучил, — возразил Фаул.
— Как посмотреть. Я переменил его представление о мире. Заставил убедиться в необходимости очень жестоких мер и не только.
— Но это сделало его сильнее. Рано или поздно жизнь все равно разрушила бы его идеальное представление о чести и долге.
— Может и нет. Он отправился ко мне, готовясь красиво умереть, исполнив свой долг.
На этой фразе оба вампира немного помолчали, пока Фаул осторожно не спросил:
— А ты не скучаешь по царству?
— Нет. Я занимался этим слишком долго, и я никогда не желал становиться царем. Так вышло.
— Тогда почему не ушел раньше?
Ответом на это стало лишь неопределенное пожатие плеч, и Фаул понял, что другого ответа не последует. Да и там понятно, что к чему. И все-таки он решился на еще один вопрос:
— А ты не жалеешь, что сейчас здесь?
