– Значит, если тебе удастся вернуть драконов, то и Элдерлинги вернутся? – беспечно спросил я.
– Возможно. – Он неуверенно улыбнулся. – Я не знаю. Но не думаю, что Элдерлинги принесут в мир зло.
На этом наш разговор закончился. Пиоттр вернулся и заявил, что нам нужно выступать как можно быстрее. Принц позвал Олуха, и мы подошли к нему.
О чем вы так долго беседовали? – мрачно осведомился Чейд.
Об Элдерлингах, – ответил я, не забывая о том, что Дьютифул и Олух нас слышат. – Лорд Голден считает, что, если в мире снова появятся драконы, это может привести к возвращению Элдерлингов. Он чувствует, что между ними существует связь, хотя не может объяснить, в чем она заключается.
И все?
Да. — Краткость моего ответа дала Чейду понять, что мне не нравится его настырность.
Интересно, что означает молчание Дьютифула? Возможно, он заодно с Чейдом? А потом я сказал себе, что это не имеет значения. Если наступит время, когда от меня будет зависеть, жить дракону или нет, я приму решение. А до тех пор я не стану мучить себя бесплодными сомнениями и не буду ни с кем ссориться.
Пиоттр построил нас в колонну. Сегодня мы заняли место сразу же за отрядом принца. Дядя нарчески предупредил, что влажный ветер делает поверхность ледника ненадежной. Мы будем идти по старой тропе, стараясь не отклоняться от шестов с флажками. Однако нам нужно помнить, что ледник меняется и тропа не может быть абсолютно надежной. Недавно возникшие трещины заметает снегом. Он вновь попросил нас двигаться крайне осмотрительно. Наконец мы вооружились посохами и растянулись в цепочку.
Поначалу мы с Олухом не отставали. Он кашлял, но не так сильно, как раньше, и мы бодро шагали за остальными. Сегодня Пиоттр шел медленнее, ощупывая посохом лед перед каждым следующим шагом. Он оказался прав относительно коварства погоды. Хотя теплый бриз вскоре заставил нас опустить капюшоны, влажный снег приобретал под порывами изменчивого ветра самые причудливые формы. Синие тени, ложившиеся на белый снег, делали окружающий мир нереальным.
Дважды Пиоттр уводил нас в сторону от тропы. В первый раз он попробовал снег, наст поддался под его посохом, и в следующий миг снег рухнул вниз, открыв глубокую расселину. Ветер соткал из кристаллов снега легкий мост, слишком хрупкий, чтобы выдерживать вес человека. Пиоттр повел нас вдоль расселины.
Второй раз нам пришлось сойти с тропы в полдень. К этому времени Олух устал и пал духом. Влажный снег налипал на башмаки и штаны, и очень скоро мы заметно отстали. Но как только мы поднялись на длинный пологий кряж, отряд уже шагал нам навстречу. Пиоттр обнаружил участок мягкого снега, его посох погружался в него так глубоко, что он решил повернуть обратно, чтобы отыскать более безопасный маршрут. Подъем получился трудным, и, возвращаясь вслед за Пиоттром, Олух бормотал себе под нос проклятия.
Яркий солнечный свет отражался от сине-белого снега и слепил глаза. Мы щурились, по щекам катились слезы, от напряжения болело лицо. Однако Пиоттр вел нас все дальше и дальше.
Во второй день мы прошли значительно больший путь, чем в первый. Солнце уже клонилось к горизонту, а мы все еще продолжали идти вперед. Олух и я заметно отстали, и вскоре я уже начал сомневаться, собирается ли Пиоттр останавливаться на ночь. Дважды Олух заявлял, что дальше не пойдет. Он устал, промок, замерз, он хочет есть и пить. Это было скучное повторение моих собственных жалоб, и слушать их становилось невыносимо. Я и так с огромным трудом заставлял себя двигаться вперед, а тут еще Олух…
Мрачные звуки его музыки, сулившие беду, преследовали меня весь день, а мерный хруст снега у нас под ногами сопровождался легким позвякиванием окованных металлом посохов.
Если я шел первым, то Олух сразу же начинал сильно отставать, поэтому мне приходилось плестись позади, дожидаясь, пока он потычет перед собой посохом. Вечерние тени удлинялись, и день все больше походил на вчерашний. Мой гнев рос медленно, но верно, подобно огню, которому скармливают один кусок угля за другим.
Когда и почему я согласился играть роль няньки? И почему до сих пор это терплю? Почему Чейд поручил столь унизительное дело именно мне? Наверное, таким способом он пытается меня наказать или унизить. Когда-то я был воином Видящих. А теперь, когда выбрал свободу, Чейд заставил меня возиться с толстым, вонючим идиотом. Я попытался вспомнить все логические причины, спрашивал себя, кто еще мог бы присматривать за Олухом, наделенным такой могучей магией Скилла, но мне никак не удавалось убедить себя в важности этого омерзительного занятия. Мои мысли сползали в пропасть разочарования, гнева и отвращения. Я из последних сил контролировал себя и сладким голосом уговаривал Олуха:
– Пожалуйста, шагай немного быстрее, Олух. Посмотри, наши товарищи уже разбивают лагерь. Неужели ты не хочешь посидеть у костра и высушить вещи?
Он повернулся и бросил на меня злобный взгляд.
– Ты говоришь хорошие слова. Но я знаю, что ты про меня думаешь. Ножи, камни и большие палки. Ну, ты сам заставил меня сюда прийти. И если ты сделаешь мне больно, я сделаю тебе еще больнее. Потому что я сильнее тебя. Я сильнее и не должен тебя слушаться.
Он сделал глупость, предупредив меня. Я успел поднять стены Скилла. За мгновение до его атаки моя враждебность погасла, как огонь под влажным одеялом. Его атака обрушилась на меня, точно железный молот на наковальню из сыра. Олух не прикасался ко мне, но я ощутил, как мое тело сжимается в его хватке. Я пошатнулся и упал в снег, и мне показалось, что моя кровь хлынула наружу из всех пор, а Олух неожиданно спросил:
– Почему мы сошли с ума? Что мы делаем?
Это был крик растерянного ребенка. Должно быть, он закрылся от меня стенами, и тут же – как и я – ощутил, как исчезла ненависть. Он неуклюже поспешил ко мне, и тут дождь, который уже давно собирался, хлынул как из ведра. Я понимал, Олух не хочет причинить мне вреда, но все же откатился в сторону, опасаясь, что от его прикосновения могут рухнуть стены Скилла.
– Олух, я не ранен. Правда не ранен. Мне просто стало плохо.
И еще я был ошеломлен, потрясен. И у меня все болело, словно я рухнул на землю с лошади. Я с трудом встал на колени и поднялся на ноги.
– Нет, Олух, не нужно ко мне прикасаться. Лучше послушай меня. Послушай внимательно. Кто-то хочет над нами посмеяться. Кто-то при помощи нашей собственной магии вкладывает нам в головы дурные мысли. Кто-то, кого мы не знаем.
У меня вдруг прояснилось в голове. Кто-то применяет Скилл против нас.
– Кто-то, кого мы не знаем, – с тоской повторил Олух. Я смутно ощутил, как Дьютифул пытается войти со мной в контакт. Они наверняка почувствовали, что Олух на меня напал. Я рискнул на несколько мгновений опустить стены. Будьте осторожны! Охраняйте свой разум!
И тут же восстановил защиту, поскольку ощутил, как враг вновь пытается проникнуть в мое сознание. Я знал, что мне следует нанести ответный удар или хотя бы выследить противника. Мне пришлось собрать все свое мужество, чтобы вновь опустить стены. И я попытался отыскать врага, ощупывая пространство, пытаясь найти того, кто отравлял мой разум, вызывая злобу к Олуху.
Но я никого не нашел. Да, я обнаружил Чейда, Дьютифула и Олуха, которые поставили защиту. Может быть, стоит связаться с Неттл? Нет, противник может просто не знать о ее существовании; я не стану им показывать свою дочь. Глубоко вздохнув, я вновь поднял стены. И не почувствовал себя в безопасности. У нас появился неизвестный враг, и я не должен узнать о нем все.
– Это те же самые, которые насылали мне плохие сны, – решительно заявил Олух.
– Ну… не знаю. Может быть.
– Я знаю. Да. Это они, делатели плохих снов. – Олух упрямо тряхнул головой.
Между тем дождь усилился. Оставалось надеяться, что лагерь уже разбит и палатки поставлены и у нас будет шанс спрятаться от дождя. Весь день меня донимала сырость – мокрый снег. А теперь еще и дождь промочил насквозь.
– Пойдем, Олух, – предложил я. – До лагеря уже недалеко.
И мы двинулись вперед по раскисшему снегу.
– Не опускай стены Скилла, – посоветовал я. – Кто-то внушает нам плохие мысли. Они не знают, что мы друзья. Они пытаются заставить нас сделать друг другу больно.
Олух печально посмотрел на меня.
– Иногда мы друзья. А иногда деремся.
Это была правда. Как и то, что мне надоело постоянно о нем заботиться. Те, кто желал нам зла, обнаружили источник моего раздражения и постарались его усилить. Так в свое время Верити искал страх и самонадеянность в наших врагах и усиливал эти чувства, заставляя совершать смертельные ошибки. Кто-то очень тонко использовал мои сокровенные мысли. И это меня пугало.
– Да, иногда мы ссоримся, – не стал спорить я. – Но мы никогда не причиняли друг друга вреда. Мы не всегда во всем соглашаемся. Но так часто случается с друзьями. Мы не причиним друг другу вреда даже в те минуты, когда сердимся друг на друга. Потому что мы друзья.
