В подвал никто из моих мальчиков без особого разрешения соваться не рисковал. Да и с разрешением никто не бывал здесь дальше передних помещений. Их я, разумеется, оформила со всем прилежанием: кровавые отпечатки моих сапог, размазанные пятна на стенах, паутина, приглушенный свет и в придачу несколько довольно мерзких иллюзий.
Стоило нам спуститься по лестнице, как Дон так рванулся в своих путах, что скелеты его с трудом удержали. Спохватившись, я незаметно бросила на него заклятье сна, и он обмяк. Испуганный вздох за спиной подсказал мне, что эта сценка не прошла мимо внимания «мальчика».
— Постарайтесь, чтобы меня в ближайшее время не беспокоили, — холодно уронила я, делая в памяти зарубку обязательно запустить иллюзию воплей поотвратнее. Все должны увериться, что незваный гость умирал долго и мучительно.
Такие иллюзии благодаря иномирным ментальным техникам давались мне очень легко. Я просто вытаскивала из памяти сцены из прошлой жизни. На практике мне приходилось видеть и слышать и не такое: нежить бывала в прямом смысле слова кошмарно изобретательна.
Отделавшись от чрезмерно ретивого прихвостня, я наконец осталась в одиночестве. Ну, как в одиночестве… В обществе двух скелетов и бессознательного тела.
Жестом указав мертвым прислужникам новое направление, я пошла к потайной лестнице наверх. Сидеть в подвале у меня не было ни малейшего желания. Как, впрочем, и всегда. Сигналок по всему дому было натыкано предостаточно, и даже если какой-то ненормальный паче чаяния сунется куда-нибудь, мне всегда хватит времени выйти ему навстречу, предварительно сунув руки в жбан с консервированной кровью.
Скелеты принесли Дона в одну из маленьких спален, по моему знаку избавили от куртки и обуви и уложили на кровать. Я покачала головой, глядя в красивое лицо, даже во сне оставшееся напряженным: «Сколько надежд было связано с этим человеком. Сколько нежности я отдала и, что греха таить, получила взамен. И чем все закончилось? Бесы бы пожгли мою новую жизнь! Сколько чужих жизней она уже сломала, скомкала, раздавила…»
Не замечая, как в уголках глаз набухают слезы, я провела по щеке спящего, ощущая шероховатость отросшей щетины и тепло кожи. И тут же одернула руку, словно ожегшись. Если и есть у меня какие-то права, то точно не на такие слабости.
Амулет, который я однажды подарила Дону, сбился на сторону. Я подцепила ногтем цепочку и, вытащив его из-под рубашки, осторожно расстегнула замочек.
— Больше никаких случайностей, — проворчала я себе под нос, доставая из-за голенища сапога короткий ритуальный нож. Ничего особенного в нем не было. Просто хорошо зачарованный, острый клинок.
Спустя минуту и одно маленькое целительское плетение, привет от покойного артефактора, и амулет исчез.
Только тонкий розовый шрам, обещавший пропасть через неделю-другую, напоминал, куда делся неприметный камушек. Цепочку я просто уронила на постель, спрятав нож обратно в ножны. Уходить не хотелось, да и вряд ли это было бы разумно. Я спустилась в холл, забрала небольшую коробку с книгами из кабинета Ланга-Лэнгли и вернулась в маленькую спальню.
Ни сил, ни настроения изображать Темную Тиссари у меня не было. И я решила позволить себе просто посидеть несколько часов, просматривая доставшиеся в наследство книги. Мало ли, какие тайны могут мелькнуть там: недаром же мой тронутый покровитель держал их в кабинете.
Мне не повезло. Ни дневников, ни записок в коробке не было. Зато нашлись десяток бухгалтерских книг за разные годы и бесова копия «Подлунных ритуалов» Портинала. Рассмотрев единственное, что хоть как-то можно было бы читать, я чуть не взвыла. Пакостная книжонка и раньше не вызывала ничего, кроме рвотных позывов.
Впрочем, покосившись на мерно вздымавшуюся грудь Дона, я осталась на месте. Теоретически, чары будут действовать еще какое-то время. Но у каждого это время — разное. Уставший проспит дольше, выспавшийся — меньше. Недобрый сон или громкий звук может поднять. Еще одно «выступление» героя по имени Дон мне было без надобности, а снова связывать его я не хотела. И без того, похоже, химера сломала ему пару ребер. Мысленно выругавшись, я взяла второй том «Ритуалов». Там по крайней мере не было гадких картинок, как в первом.
Но неожиданно я не обнаружила на страницах никаких кровавых ритуалов и прочих пыток. Вместо этого автор рассуждал о… Он рассуждал об очищающих и их природе! Пропуская абзацы, где чокнутый ученый сетовал, что ни одной очищающей для опытов ему поймать так и не удалось, я лихорадочно вчитывалась в кривоватые строчки. Вчитывалась и одновременно костерила себя последними словами.
Вот зачем мне иномирные техники, позволяющие вспомнить едва не дословно что угодно, когда нужное я с завидным постоянством пропускаю мимо ушей, глаз и прочих органов чувств?
«Подлунные ритуалы» — книга, которую так хотел получить Лэнгли. Которая якобы случайно оказалась в свободном доступе в библиотеке Лерроя. Ага, случайно. Свободно лежал на полке трактат, за который можно угодить на пожизненную каторгу!» — собственная глупость обозлила меня до крайности.
Единение душ. Именно так пару столетий назад называлась помолвка. И псих, написавший «Ритуалы», считал, что если затянуть время помолвки с очищающей, то умереть просто не получится, поскольку и ее, и ее избранника будет защищать сама магия. От всего, включая старость. По крайней мере, автор приводил примеры, когда мужем очищающей становился глубокий старик и жил после этого довольно долго. Был в прошлом и калека, вытащивший счастливый билет в виде одаренной жены…
Я даже не заметила, как на поместье опустился вечер, а за ним и ночь. Только в какой-то момент сморгнула, активировав кошачье зрение. Зато теперь я знала, как можно стать бессмертным в этом мире. Да так, что даже Серая госпожа ничего не сможет сделать, потому что против Законов магии бессильна даже она. И именно это несколько часов назад предложил мне Леррой. Намеревался ли он заключить со мной вечную помолвку или собирался избегать зачатия наследника, суть от этого не менялась. Но дальнейшие выводы мне сделать не удалось. Именно в этот момент Дон громко застонал.
Пробуждение от моих чар никогда не бывало слишком приятным. Недаром само плетение называлось «Малая смерть». Потому я отложила книгу и встала. А в следующую секунду он рывком поднялся, безумно вращая широко распахнутыми глазами и безуспешно силясь вдохнуть.
Забыв про книги и бессмертных, я подскочила к кровати и надавила ему на плечи, заставляя снова лечь:
— Тихо! Спокойно! Все хорошо. Уже все хорошо. Медленно вдыхай. Медленно…
Дон сморгнул невольные слезы и уставился на меня. В медовых глазах всколыхнулся ужас, и он рванулся, пытаясь избавиться от моих рук и, похоже, даже не надеясь, что ему это удастся. По крайней мере, когда я тут же его отпустила, на его лице отразилось искреннее удивление. Я отступила на несколько шагов, будто пытаясь спрятаться в полумраке освещенной скупыми лучами ночных светил комнаты. Я совсем забыла, как на меня влияют эти медовые глаза… Да и про свои собственные глазищи, из-за кошачьего зрения полыхавшие сейчас зеленым постусторонним огнем, запамятовала.
— Прости, — тихо проговорила я, опуская веки.
Дон откинул покрывало и сел. Наверное, надо было что-то сказать, но в голову ничего не приходило. Ну, что я в действительности могла ему сказать? Ни-че-го…
— Хочешь воды? — тихо проговорила я наконец.
— Из твоих бокалов? — буркнул Дон. — Спасибо, не хочется.
Я вспомнила воду из декораций передних комнат подвала: початая бутылка вина на столике и бокал из человеческого черепа на подлокотнике кресла, и мысленно выругалась: «Надо же, заметил!» Но не могла же я объяснить, что это всего лишь иллюзия. Пока точно не могла…
— Как скажешь, — голос будто сам собой налился уже привычным мне холодом. — Зачем пожаловал, самоубийца? Жить надоело? Так мое поместье не слишком подходящий плацдарм для таких дел.
— Ну, конечно. И поэтому ты решила сделать это лично, — фыркнул Дон. — И далеко не в первый раз, судя по твоей прихожей. А меня за какие заслуги эта печальная участь миновала?
