― Рагнар, насколько хорошо ты владеешь своим топором?
― Это Рагнарскраг, и ты ещё спрашиваешь? Он может расколоть миры, если потребуется. Или проклятых.
Я скорее имел в виду цепь.
Я посмотрел ему в глаза.
― Будь осторожен сегодня вечером, когда встретишь ее, но спроси, не хочет ли она взять в мужья Ангуса вместо этого Эрлафа. Если она согласится, мы что-нибудь придумаем. А Ангус… его тоже спроси. Расскажи ему о своей сестре и о том, как ярл обращается с ней.
― Ты знаешь Ангуса, его это рассердит.
― Спроси его, не хочет ли он быть королем рядом с Врелдой, а ее — не хочет ли она видеть королем человека, который был верен ее брату до смерти.
― Я спрошу, ― спокойно сказал Рагнар. ― В какую игру ты играешь?
― Альянс распадётся, и нужно создать новый, иначе мы не сможем противостоять Коларону. Мне нужны воины твоей страны в Колдене. Среди снега и льда нет никого, кто смог бы сними справиться.
― Мы дружим уже пятнадцать лет, старик, ― задумчиво промолвил Рагнар. ― Ты спас мою жизнь и подарил новую. Ты также вручил мне ключ от моего счастья.
― За которое я тебе завидую, друг.
― Да, я знаю, ― просто сказал он. ― Я сделаю так, как ты просишь. Потому что доверяю тебе. Но позаботься о том, чтобы ни у Врелды, ни у Ангуса, ни у меня не было повода раскаиваться.
― Я могу только попытаться, но не обещать.
― Большего я не могу от тебя требовать.
― Ты найдёшь дорогу назад? ― спросил я, и он рассмеялся.
― Я найду свою дорогу где угодно. ― Он посмотрел на сад. ― Ты хочешь ещё остаться?
― Я надеюсь встретить здесь кое-кого.
― Хорош, ― согласился он. ― Как только вернусь, я доложу тебе. Да прибудут с тобой боги, старый друг.
― И с тобой.
35. Бальтазар
Я перелез через тяжелые решетчатые ворота и пошел по тропинке. Сад успокоил меня и на этот раз, но в то же время и опечалил.
Когда я подошёл к павильону, я увидел, что Асела сидит там. На столе перед ней лежала игровая доска, стояло вино для неё и кружка пива для меня. Возможно, это были всего лишь обман и магия, но я был рад прохладному напитку.
― Вы усердно трудились, генерал Копья, ― заметила она, протягивая мне две шахматные фигуры; я выбрал чёрную. ― Почему чёрную?
― Я привык защищаться. Нападать — это не моё.
Она испытующе посмотрела на меня, затем сделала свой первый ход.
― Вы затеяли нечто, в чём будет трудно преуспеть, ― сказала она, когда я передвинул свою первую пешку. Я знал, что она имеет в виду не игру.
― Мне нужна ваша помощь, Сова, ― тихо промолвил я, глядя на её расположение фигур. Мне редко доводилось видеть, чтобы сэра так атаковала и действовала так продуманно. Она прижала мой фланг с поразившим меня мастерством, и, казалось, планировала на удивление далеко вперед. Один раз я даже чуть не попался на её удочку.
― В каком деле? ― спросил она, ходя следующей фигурой.
― Во всех.
― Вам недостаточно того, что вы вплели в свою паутину друзей? ― спросила она.
― Может я и вас хочу завоевать как друга.
― Чтобы вы могли вовлечь в свои планы и меня? Нет, спасибо. Кроме того, вы не представляете, что я сделала с теми, кого называла друзьями. Или с теми, кого любила.
― Вы были не в себе. Не хотите склонить чашу весов? Противопоставить всему плохому, что сделали, хорошее?
― Хорошее? ― спросила она, захватывая пешку. ― Что хорошего в войне? Вы знаете, что я следила за вами? Вы ещё более неугомонный, чем я.
― А что насчёт мести, которую вы жаждете?
Она забрала моего слона, угрожая ладьи и открывая фланг для коня.
― Месть ― это безумие. Так и должно быть, поскольку безумие необходимо, чтобы попытаться сделать невозможное. Только одержимость позволит иметь успех. Но она никого не возвратит назад и имеет вкус пепла. ― Она подняла глаза от доски. ― Боюсь, моё безумие отступило, генерал Копья. Сольтар явил мне милость, величие которой я только начинаю понимать. Зато теперь одержимы вы.
За это время я потерял и левую ладью, фланг был теперь открыт, ферзь под угрозой.
― Действительно ли это одержимость, когда знаешь, что требуется для победы?
― Вы думаете, что сможете победить? Это не одержимость, это сумасшествие!
― И всё же я знаю, как мы сможем победить, ― сообщил я. ― Это похоже на игру, всё зависит от того, какие фигуры выстоят на поле и как вы их используете. Большинство людей проигрывают, потому что считают, что одна фигура имеет большую ценность, чем другая, но если вы хотите победить, это не действительно. В игре побеждает не тот, у кого осталось больше фигур, а тот, кто свергнет короля противника.
Она посмотрела на доску, с которой уже исчезло много чёрных фигур.
― И вы действительно думаете, что сможете победить?
― Да.
― Вы говорите, что плохо разбираетесь в стратегии. Как насчёт этой игры?
― Это всего лишь игра.
― Сейчас я кое-что скажу вам, генерал Копья. Если вы выиграете эту битву, я выслушаю ваши пожелания.
― Нет. ― Я посмотрел ей в глаза. ― Возьмите одну из моих оставшихся фигур с поля. И если я после этого выиграю, то потребую от вас услугу. Или возьмите две мои фигуры… и если после этого проиграете, то возобновите свою клятву перед Совами и присоединитесь снова к императору.
― Я бы с удовольствием. Но император мёртв. Я видела его смерть.
― Он не умер, и вы видели не его смерть, а лишь его исчезновение.
Она посмотрела на меня, потом на доску, и забрала мою последнюю ладью и второго слона.
― Я оставлю вам ферзя, потому что вы все равно его потеряете.
Она забрала его на третьем ходу.
Я откинулся на спинку стула.
― Дезина нуждается в вашей помощи больше, чем кто-либо ещё. Теперь, когда вы возобновите свою клятву, скажите, почему вы её боитесь.
― Вы не хотите сделать ход? ― спросила она.
― В этом нет необходимости.
Она молча посмотрела на поле, очень долго изучая его, затем её глаза расширились.
― Где вы научились так играть? ― тихо спросила она, всё ещё не отрывая взгляд от доски.
― От священника в храме Сольтара в Келаре.
― У вас был хороший учитель.
― Знаете, маэстра, в этом священнике было что-то странное, ― промолвил я. ― Хотя он уже давно должен прибывать у Сольтара, у меня такое чувство, будто я ещё часто встречал его позднее. А ещё… я не уверен, видел ли вообще когда-нибудь его лицо.
― Это и правда странно, ― ответила она, сделала жест рукой, и игровая доска исчезала. ― Говорите, чего вы от меня хотите.
― Что насчёт вас и примы?
― Она ребёнок Бальтазара. Он соблазнил дочь гильдейского мастера. Она любила его, а он использовал её в целях Коларона. Когда он ушёл, я знала, что она не выживет, и её мать тоже должна была умереть. Но я ничего не предприняла. ― Её руки сжались в кулаки, замерцал голубой свет, а затем исчез. ― Мне стыдно перед ней.
― Вам мало своей собственной вины? ― спросил я. — Зачем обременять себя грузом, который лежит на душе Бальтазара?
― В этом-то и проблема. Только смерть может освободить от власти Коларона.
― Я не понимаю. Вы сидите передо мной, живая и здоровая. Вы не призрак, я чувствую ваше тепло и дыхание.
― Вы убили Бальтазара, но клятва связала его дух с Аскиром. Прежде чем уйти, ему нужно было исправить то, что он когда-то разрушил. Для этого ему нужна была Асела, поскольку из тех, кто мог добраться до места под башней, где в Аскире пересекается поток миров, в живых оставалась только она. Но башня не пропускает проклятых, поэтому Аселе тоже пришлось умереть, чтобы освободиться от проклятья.
Я моргнул.
― В таком случае и Бальтазар, и Асела — оба мерты?
― Нет. Вы не слушали. Это его душа и её тело.
Я уставился на неё.
― Вы… это он? ― тихо спросил я, осознав чудовищность сказанного.
― И она. ― Она грустно улыбнулась. ― Её знания, воспоминания и талант. Её душу я освободила точно так же, как освобождала проклятых. Но кроме души, которая направилась к Сольтару, осталась всё, чем она когда-либо была.
