Запутавшись в необязательных мыслях, Шооран задремал. Разбудило его легкое прикосновение. В первое мгновение душу сковало ужасом: разом вспомнилось, что сейчас мягмар, и прикосновение может означать, что к нему подползает выгнанный наружу парх или гвааранз. И лишь затем Шооран понял, что его касаются человеческие пальцы.
— Кто?.. — хрипло со сна выдохнул Шооран.
— Я-а… — донеслось из темноты, и снова шершавая ладошка коснулась лба.
Неживой, с сипящим придыханием голос было невозможно спутать ни с чем.
— Ай? — Шооран сел на постели. — Откуда ты здесь?
— Я тибя иска-ла… За-чем ты отдал миня-а? Я не хачу с той женщиной. Я хачу с табой.
— Ну что ты… — забормотал Шооран, отчаянно пытаясь сообразить, как избавиться от неожиданной попутчицы. — Никому я тебя не отдавал. У меня дела, я же говорил… Ты пока там поживи. Яавдай добрая, только ей помочь надо, у нее рука больная.
— Ана злая-а… — казалось, Ай с присвистом тянет заунывную песню. — Я знаю, ты савсем ушел. И я с табой. Ты миня не праганяй, а то я умру, — Ай издала странный звук, похожий на отрывистый смешок, и лишь через секунду Шооран запоздало понял, что она всхлипнула. — Скоро у женщин день раждения, — продолжала выпевать Ай, — я савсем взрослая, а не вырасла-а. И ты миня не люби-ишь. Ты ту люби-ишь, злую, я зна-ю… А я хачу быть тваей радостью и усла-дой…
В ночной тишине, когда лишь пятна гнили блазнят взгляд, под рокот бушующего новогоднего далайна, эти слова не казались смешными, в них чудилась нечеловеческая сила, словно не сумасшедшая уродинка, а сама душа выморочных земель заявляла права на непослушного илбэча.
Шоорану стало страшно. Невидимые пальцы расстегнули ему жанч и бессильно заскребли по хитину кольчуги. Ай снова всхлипнула, на этот раз громко и отчетливо.
— Я не брошу тебя, — сказал Шооран единственное, что мог сказать. — Завтра мы пойдем вместе.
— Скажи, что ты будишь маей опорой и защитой…
— Я буду твоей опорой и защитой.
— Харашо, — произнесла Ай и успокоенно ткнулась мордочкой в хитин.
Несколько дней они бродили по знакомому до оскомины побережью. После ухода изгоев здесь стало гораздо спокойнее. Едва закончился мягмар, народ схлынул с мокрых оройхонов, побережье опустело, и, если бы не Ай, можно было бы работать, не опасаясь, что его заметит случайный бродяга. Но Ай ходила за ним, словно привязанная веревочкой. Они миновали ровные пространства западного берега, где можно было бы поставить оройхон и уйти прежде, чем хоть кто-нибудь обнаружит его, пересекли перешеек возле земель Моэртала, где в тесном заливе можно не страшиться Ёроол-Гуя, выбрались на восточный берег. У этого места тоже были свои преимущества: прежде Шооран почти не бывал здесь, и значит тут не ожидают илбэча. Но все эти места приходилось миновать впустую из-за того, что позади шлепала по грязи крошечная Ай, не сводившая с Шоорана преданного взгляда.
Когда впереди замаячили дымы огненного болота, отделяющего землю вана от древних земель, Шооран решился. Он демонстративно разложил на тэсэге все свое барахло и сказал Ай:
— Я ухожу по делам и вернусь завтра вечером. Жди меня здесь.
Ай безмятежно смотрела пустыми глазами, было неясно, понимает ли она сказанное и согласна ли ждать. Но когда Шооран, пригибаясь и высматривая караулы, двинулся к границе, Ай осталась возле вещей ковырять тростинкой дюжину раз перекопанную грязь.
Границу он привычно перешел в сумерках, зная, что в это время никто особо караулить не будет. Зато темнота застала его на полпути к Торговому оройхону. Хотя сейчас тьма не мешала, а скорее оказалась помощником. Ёроол-Гую было все равно, когда приходить: днем или ночью, а илбэчу безразлично, когда строить. Новый оройхон гладкой дорогой лег под ноги. В темноте Шооран перешел Торговый остров и ударил второй раз. Этот оройхон должен был поднять тревогу на том берегу, но, по-видимому, братья, так любящие нападать на соседей, сами нападения не ждали и сняли охрану.
От перенапряжения и ядовитых испарений горящего болота нестерпимо болела голова. Казалось в мозгу пульсирует огромный, готовый прорваться нарыв. Хотелось лечь, обхватить голову руками, зажать уши и ни о чем не думать. Но этого было нельзя, надо, пока не рассвело, бежать отсюда, а это можно сделать лишь выстроив еще один — третий за ночь оройхон.
Держась подальше от задымленных мест, Шооран вернулся к границе, чтобы стереть последний в этих краях участок огненного болота. О Ёроол-Гуе он старался не думать, поскольку понимал, что бежать от него все равно не сможет.
Оройхон дался с невероятным трудом, и на этот раз его работу заметили. Вдалеке завыла труба, заметались факелы.
«Трубите, трубите… — думал Шооран, пробираясь среди тэсэгов. — Завтра вы увидите, что это не просто оройхон. Теперь вас соединяет с врагом сухая полоса, и вам придется или погибнуть, или научиться жить в мире. Трубите громче: я свое дело сделал.»
Посты Шооран миновал уже под желтыми облаками. Сейчас можно было не опасаться засады — цэрэгам было не до того. Через полчаса Шооран вернулся к тому месту, где оставил Ай. Он поспел вовремя: какая-то женщина, отмахиваясь от наскакивающей Ай, собирала его вещи. Инструмент, спальная кожа, даже суваг, который никому, кроме сказителя не нужен, были упакованы, грабительнице оставалось лишь завязать узел, и Шооран разом лишился бы своего имущества. Собственно говоря, вещи были бы давно унесены, если бы не Ай. На щеке у нее алела царапина, под глазом взбухал синяк, но все же карлица продолжала нападать на воровку. Выйдя из зарослей хохиура, Шооран успел увидеть, как Ай подпрыгнула и, вцепившись зубами, словно кусачий ыльк, повисла на руке соперницы. Женщина сдавлено заверещала, пытаясь освободиться. Свободной рукой она била Ай по голове, но калека, кажется, не замечала ударов и лишь крепче сжимала зубы.
— А ну! — крикнул Шооран издали.
Женщина испуганно замерла, а Ай, мгновенно отлепившись от жертвы, сердито произнесла скрипучим голоском:
— Вот. Муж.
Шооран подошел, погладил Ай по слипшимся волосенкам.
— Молодец, — сказал он. — Умница.
— Ты гляди… — произнесла женщина. — Действительно муж. Слушай, парень, зачем тебе эта штучка? Иди, лучше, ко мне. Я тебя сберегу не хуже, чем она. Я, как-никак, настоящая женщина, а эта тебе на что? С ней и спать-то нельзя.
Шооран перевел взгляд с опухшей от побоев мордочки Ай на женщину. Та стояла, вызывающе глядя на него. Жанч, накинутый на голое тело, распахнулся, позволяя видеть пустые мешки тощих грудей.
Да, она, конечно, женщина и будет честно выполнять обещание. Не любить, конечно, что за любовь в шаваре? — но быть женой и хозяйкой. Вот только любопытство свое она никуда не денет, и оно будет вечной угрозой жизни. Так что замызганное тело, с готовностью предлагаемое ему — на самом деле ловушка, расставленная судьбой. Хвала Тэнгэру, что у измученного илбэча женское тело не вызывает совершенно никаких чувств.
