– Ну, зачем же так, – щеки девушки стремительно зарумянились, – я бы… я бы вас, наверное, и так провела…
– У вас работа трудная, – я заговорщицки подмигнула, – позвольте мне побыть с ним пять минут наедине.
Мы пошли по широкому и чистому коридору с белым потолком и бежевыми стенами и полом. Дверей было немного, все они казались плотно закрытыми.
– Вы, наверное, уже в курсе, – щебетала сестричка, – вашего друга доставили к нам в критическом состоянии. Его начинили свинцом так, что у Михалсаныча руки опускались. Два раза сердце останавливалось… И то, что он наконец пришел в сознание… Просто чудо! Вы верите в чудеса?
Я вздохнула.
– Верю.
– Вы уж, прошу, не волнуйте его, не беспокойте, – она остановилась перед очередной безликой дверью, – а то меня точно уволят, если что…
– Ничего плохого не случится, – повторила я.
– Почему-то я вам верю, – девушка улыбнулась.
А я вдруг заметила, что у нее такие же красивые зеленые глаза, как у Джейн. Вернее, как теперь у меня. И россыпь едва заметных веснушек возле вздернутого носика, и детские ямочки на щеках…
– Идите, – сказала она, – только не долго.
Я толкнула дверь и переступила порог.
…Почему-то любят палаты красить в нежно-зеленый цвет. Может быть, такой оттенок и правда нервы успокаивает – я как будто очутилась в городской больнице. Разве что трещин на потолке не было, и штукатурка не отваливалась в углах.
У широкого окна с молочно-белыми занавесями стояла добротная деревянная кровать. В изголовье – металлический держатель для капельниц. Я усиленно заморгала, в глаза словно песком швырнули… А вот и рука поверх одеяла, игла в вене, и комочек ваты устроился в локтевом сгибе. Одеяло чуть заметно шевелится, и только так видно, что человек на кровати дышит.
Не решаясь вздохнуть, я на цыпочках приблизилась и заглянула в лицо спящему. Да, это в самом деле был Эрик. Исхудавший, пожелтевший, весь опутанный трубками и какими-то проводками. В первую нашу встречу мне подумалось, что он напоминает Киану Ривза… Теперь, как ни странно, сходство только усилилось.
Попискивали какие-то приборы, выстроенные в ряд в углу за кроватью. Тихо вздымалась грудь изможденного, чудом выжившего человека. Не инквизитора, не колдуна. Просто одного человека, с которым мы никогда не были друзьями. К которому… я и сейчас не знала, как мне к нему относиться.
Я подошла вплотную к кровати и осторожно взяла руку Эрика в свою. Тут же всполошились приборы, запищали истошно – но ненадолго. Ресницы задрожали, по восковому лицу прошлась болезненная судорога, и Эрик открыл глаза.
– Ты… – он прищурился, глядя на меня.
Так же, как и прочие, он видел во мне только Джейн, а потому я решила и оставаться ей.
– Не думала, что ты будешь прятаться, Генрих.
– Я… не… это Бернард. Я не… просил.
Он вглядывался в мое лицо, осторожно, но вместе с тем очень внимательно. Может быть, надеясь на сочувствие?
– Как ты? – тихо спросила я.
– Делай то… что должна, – резко выдохнул он, – когда ты… наконец решишься?
– Чувство вины жить мешает? – я усмехнулась, – наверное, нужно было сразу сказать ей всю правду, а?
Глаза, так похожие на ягоды спелой черной смородины, внезапно расширились. Безвольные пальцы в моей руке дрогнули, стискивая мое запястье.
–Ты не Джейн, – вдруг прошептал Эрик, – Лера!
– Что за чушь, – буркнула я.
Меня задело за живое то, что только этот колдун сподобился увидеть истинную меня, новую хозяйку тела англичанки.
Эрик улыбнулся уголком рта.
– Глупо… отрицать… Теперь я… уверен… Валерия. Зачем пришла?
Я хмыкнула.
– Не знаю. Может быть, хотела услышать твои извинения. За то, что кормил меня сплошной ложью, за то, что обнадежил… В то время как знал, что девушка Валерия уже приговорена. Тобой, или твоим бывшим дружком… Теперь уже неважно, да? Может быть, мне хотелось услышать парочку извинений еще и за то, что называют «поломанной жизнью». За то, что моя жизнь навеки потеряна, а я заперта в теле Джейн, хотя, должна признать, быть мисс Файерхилл не так уж и плохо.
– Я… не буду… оправдываться, – тяжело выдохнул колдун и закрыл глаза, – если пришла убить, то… Кому ты… отдала кольцо, Лера?!!
– Неважно, – я выдернула свою руку из пальцев Эрика, – теперь уже все равно ничего не исправить. И убивать я тебя не буду, тебе и так досталось. И еще… я знаю, зачем мне было нужно кольцо. Джейн оставила письмо.
Он молча смотрел на меня. И улыбался.
– Можешь передать Бернару, что его глупая шутка с обелиском не удалась, – сварливо добавила я, – а теперь мне пора. Больше не приду, не беспокойся.
Взгляд Эрика не отпускал, приклеился к моей переносице словно кусок скотча.
– Счастливо оставаться, – буркнула я, – выздоравливай. И еще… Постарайся исчезнуть. Стань кем-то другим. Это личная просьба Джейн.
– Ты… простишь меня? – тихо спросил он.
– А оно нужно тебе, это мое прощение?
Я пошла прочь, все еще ощущая на себе взгляд, в котором плескалась тихая радость, почти счастье. Радость эта почему-то заставила быстрее биться сердце, словно глоток хорошего шампанского, побежала теплом по жилам.
К черту! Я – ведьма.
И… я наконец стала свободной.
По крайней мере, мне так казалось.
