Первый день Нилрон двигался плодородными берегами Скаи, и растущие у воды тенистые ивы, казалось, призывали его замедлить шаг и отдохнуть; на второй день путь пролегал по склонам холмов, и каждый следующий холм был выше и круче предыдущего, а прохладные ключи и полевые цветы ставили под сомнение любые замыслы; третий день застал его в темной и прохладной Минантре, где молчаливые буотопы пытались показать ему, как надо жить в ладу с самим собой и со своим временем; в день четвертый он карабкался по каменистым горным тропам под негостеприимным небом. Наконец, он въехал в город: черные тучи вползли в него с севера, а солнце перестало освещать пики Лериона.
Величественный храм, как огромный пчелиный улей, стоял на высоком скалистом выступе в тылах города. К тому времени, когда Нилрон выбрался из лабиринта извилистых улиц и вышел к широкой площади у храма, о мостовую разбились первые тяжелые капли дождя. Нилрон на мгновение задержался перед храмом, подивился, как этот купол пережил века горных гроз, и направил пони вверх по пологому пандусу к единственному выходу — высокой, узкой трапеции, увенчанной каменным козырьком.
Внутри было темно, но Нилрон зажег смолистый факел и вскоре убедился, что храм представлял собой одно огромное помещение, заполненное угрюмым лесом пятигранных колонн. Сначала он не мог уловить в их расположении никакого порядка, но постепенно выявилась их странная асимметричная геометрия, над сутью которой он предпочел не задумываться, какой бы тревожащей она ни была. Нилрон разглядел во мраке семь больших статуй кирешей, кольцом расположенных вдоль круглой стены. Некоторые были с завязанными глазами, другие с оскаленными челюстями и пристальным, свирепым взглядом. Воздух был пропитан странным кислым запахом, а каждый шаг отбивался эхом от купола.
Единственный проход между колоннами вел прямиком к апсиде храма, и Нилрон довел свою лошадку, беспокойную ввиду надвигающейся грозы, до небольшого каменного столба непонятного назначения. Привязав пони к столбу и освободив его от тяжелого вьюка, он двинулся к главному алтарю — широкому неправильному семиугольнику, на котором высилась скульптура. То был некто в плаще с капюшоном, держащий в одной руке копье, а в другой — небольшую фигурку буотопа. Нилрон взобрался на алтарь и увидел перед статуей овальный проем и каменные ступени, ведущие вниз, в толщу скальных пород Лериона.
Он стал спускаться по гигантской спирали, пока не потерял всякое направление. Наконец лестница кончилась, и Нилрон обнаружил, что находится в сплошном лабиринте узких коридоров, чьи поросшие мхом стены были наклонны — зазор между ними вверху сужался. Временами попадались основательные помещения, разбитые на части рядами трапецевидных арок. Чтобы потом отыскать путь назад, Нилрон поворачивал все время направо и обнаружил, что опять движется по спирали, но уже сужающейся.
В сердце лабиринта было помещение — почти такое же, как и наверху — с семью статуями кирешей и алтарем в центре. Перед статуей на алтаре лежал большой плоский камень, наводящий на предположение о закрытом входе. Но что приковало внимание Нилрона, так это кольцевая стена: она была полностью покрыта надписями на языке Акло.
Нескладные знаки грубо выбитых надписей разобрать было нелегко, но Нилрон смог прочесть большую часть текста. Он читал про слабых богов Земли и про то, как можно ими управлять. Он читал про Других Богов, которые некогда правили и будут править снова, об Азатоте, столепестковом возбудителе импульсов хаоса, о Йог-Созоте, всепроникающем ужасе, гнездящемся во внутренних сферах бытия, о Ниарлототепе, который иногда принимает некую, задрапированную желтым шелком, форму, а иногда воплощается в иллюзии, помрачающие разум. Он читал, как эти боги и демоны награждают избранных, ставших слепыми орудиями их воли, и как они карают неверных слуг. Под конец он прочел омерзительный пассаж, вырезанный безукоризненными письменами на радужной каменной доске, более твердой, чем гранатовый браслет Нилрона. Речь шла о шутке Ниарлототепа, приславшего своим креатурам вместо себя полуродственника и другое лицо, безумное и прожорливое создание, способное излучать непереносимый, как ядовитый туман, ужас.
Едва Нилрон закончил читать, его факел яростно замерцал — прогорел почти дотла. Нилрон представил себе путь назад, сквозь лабиринт, и его проняла дрожь. Самочувствие Нилрона не улучшилось, когда, проходя мимо алтаря, он увидел на плоском камне, закрывающем неизвестно куда ведущий ход, особый символ и заметил, что мох вокруг камня совсем недавно был вытоптан.
Путь назад оказался ошеломляюще трудным. Он вышел к основанию ведущей вверх спиральной лестницы как раз тогда, когда факел мигнул в последний раз и потух.
Нилрон несколько успокоился и быстро зашагал по спиральным пролетам, левой рукой нащупывая стену. Полное отсутствие видимости обострило все остальные чувства в высшей степени, и он уловил цокот копыт своей лошадки, переступавшей на месте после каждого удара грома. Он был уже почти наверху, когда услышал шум дождя, почувствовал сырость в воздухе.
Войдя в чернильный мрак храма, Нилрон был неприятно поражен тем, что воздух стал не только более влажным, но еще гуще пропитался странным кислым запахом. Он нащупал спуск с алтаря и на слух двинулся туда, где постукивал и шаркал копытами его пони. Споткнулся о вьюк и чуть не упал, рефлекторно вытянул руку. Рука коснулась гладкой шерсти на боку пони. Нилрон успокаивающе похлопывал и поглаживал этот бок, когда услышал звук — такой неуместный, что не сразу определил его как неистовое ржанье своего коняги. Неуместность же заключалась в том, что звук донесся снаружи храма.
В это мгновение зал осветился. Вспышка молнии выхватила из мрака оскаленную пасть киреша и силуэт монстра в желтой маске, державшего зверя на поводу. Нилрон ощутил горячее, зловонное дыхание киреша за миг до того, как челюсти сомкнулись на его голове.
Снаружи лил дождь, и из мрака доносился стук копыт лошадки, скачущей прочь по мертвым улицам ‘Иджирота.
Пер. с англ.: Е. Дрозд.
Мэрион Зиммер Брэдли
Дикарка
Такие истории рассказывают вечерами на глухих фермах у Катскилских гор, где я выросла. Автострады тянутся здесь от города к городу, и на фабриках можно заработать много больше, чем перекапывая каменистую землю, но не стоит думать, будто здесь все исхожено и обжито. Между фермами лежат леса, много миль леса вокруг полей, ночью под самые окна приходят кролики и олени, и даже волки с рысями забредают сюда из Канады в голодные времена. Тогда, говорят, и рождаются у одиноких женщин, живущих среди лесов, дети, похожие на Хельму Ласситер…
