— В данном случае, старина, фатализм меня не успокаивает, — ядовито заметил Шелк.
Выражение лица Белгарата стало почти благодушным.
— Доверься мне, — сказал он. Шелк бросил на него сердитый взгляд, махнул рукой и отошел, бормоча ругательства.
— Знаете, я уже много лет хотел вывести его из себя, — усмехнулся старик. — Результат оказался достойным ожиданий. Ладно, будем собираться и двигаться дальше.
Они переместили часть припасов из ящика позади кабриолета на вьючных лошадей, после чего Дарник окинул экипаж задумчивым взглядом.
— Это не сработает, — сказал он.
— А что тут не так? — с вызовом осведомился Шелк.
— Лошадь придется запрячь между оглоблями. Если мы посадим волчицу на сиденье, она окажется прямо за ней. Лошадь тут же понесет, и ее ничто не остановит.
— Об этом я не подумал, — мрачно произнес Шелк.
— Значит, это волчий запах повергает лошадей в панику? — спросила Бархотка.
— Запах, а также рычание и щелканье зубами, — ответил Дарник.
— Белгарион может убедить волчицу не щелкать зубами и не рычать.
— А как насчет запаха? — спросил Шелк.
— Я могу об этом позаботиться. — Подойдя к одному из мешков, она вынула маленькую стеклянную бутылочку. — Рассчитываю, что вы купите мне еще одну, принц Хелдар. Вы украли неподходящий экипаж, следовательно, должны возместить мне утрату средства, которое я использую для исправления вашей оплошности.
— Что это такое? — с подозрением осведомился Шелк.
— Духи, Хелдар, и страшно дорогие. — Она посмотрела на Гариона и улыбнулась. — Мне нужно, чтобы вы объяснили волчице мои действия. Не хочу, чтобы она неверно меня поняла, когда я побрызгаю на нее духами.
— Разумеется.
Когда Бархотка и Гарион вернулись от саней, в которых путешествовали волчица с волчонком, они обнаружили Сенедру, уютно устроившуюся на переднем сиденье кабриолета.
— Мне здесь очень удобно, принц Хелдар, — ослепительно улыбнулась она. — Благодарю вас от всей души.
— Но…
— Что-нибудь не так? — удивленно спросила Сенедра.
Лицо Шелка стало сердитым, и он отошел, бормоча себе под нос.
— Утро для него оказалось не таким уж удачным, верно? — заметил Закет, обращаясь к Гариону.
— Шелк получил удовольствие, одурачив торговца и украв экипаж, — ответил Гарион. — Слишком много успехов подряд делают его невыносимым. Сенедре и Лизелль обычно удается сбить с него спесь.
— Ты имеешь в виду, что они сговорились между собой?
— Они проделывали это столько раз, что им было незачем сговариваться.
— Думаешь, духи Лизелль подействуют?
— Есть только один способ это проверить, — сказал Гарион.
Они перенесли раненую волчицу с саней на переднее сиденье двухколесного экипажа и смочили духами переносицу лошади. Потом они отошли назад, а Сенедра крепко натянула поводья. Лошадь слегка забеспокоилась, но не запаниковала. Гарион сходил за волчонком и положил его на колени Сенедре. Она улыбнулась, потрепала волчицу по голове и тряхнула вожжами.
— Это несправедливо! — пожаловался Гариону Шелк, когда они поехали следом за королевой Ривы.
— Тебе хочется разделить это место с волчицей? — спросил Гарион. Шелк нахмурился.
— Об этом я не подумал, — признался он. — Хотя она бы меня скорее всего не укусила, ведь так?
— Пожалуй, но с волками никогда ничего не знаешь наперед.
— Тогда я лучше поеду верхом.
— Неплохая идея.
— А о Сенедре ты не беспокоишься? Волчица может сожрать ее одним махом.
— Нет, она этого не сделает. Она любит меня и знает, что Сенедра — моя самка.
— В конце концов, действительно, Сенедра — твоя жена, а не моя, — пожал плечами Шелк. — Если волчица разгрызет ее надвое, Полгара, очевидно, сможет ее склеить.
Внезапно Гариону пришла в голову мысль. Он поскакал вперед и поравнялся с Закетом.
— Ведь вы — император Маллореи?
— Приятно, что ты наконец это обнаружил, — сухо отозвался Закет.
— Тогда каким образом вы не знали о проклятии, о котором рассказывал Белдин?
— Как ты, возможно, заметил, Гарион, я мало обращаю внимания на гролимов. Я знал, что они, как правило, не приближаются к Келлю, но думал, что это просто какое-то суеверие.
— Хороший правитель старается знать все о своем королевстве. — Осознав, насколько напыщенно прозвучала эта фраза, Гарион тут же извинился: — Простите, Закет. Я сморозил глупость.
— Гарион, — терпеливо промолвил Закет, — твое королевство — маленький остров. Думаю, ты лично знаешь большинство своих подданных.
— Ну, во всяком случае, многих.
— Так я и полагал. Ты знаешь их проблемы, их мечты, их надежды и принимаешь в них живое участие.
— Да, очевидно…
— Ты хороший король — возможно, один из лучших в мире, — но быть хорошим королем легко, когда твое королевство так мало. Ты видел мою империю — по крайней мере ее часть, — и я уверен, что ты имеешь некоторое представление о том, сколько людей в ней живет. Быть хорошим королем для меня абсолютно невозможно. Поэтому я император.
— И бог? — лукаво осведомился Гарион.
— Нет. Эту своеобразную иллюзию я предоставлю Урвону и Зандрамас. Когда люди обретают божественное начало, у них мозги становятся набекрень, а я дорожу своими мозгами. Я понял, как они мне необходимы, когда потратил половину жизни, пытаясь уничтожить Таур-Ургаса.
— Гарион, дорогой! — окликнула из кабриолета Сенедра.
— Да?
— Ты не мог бы подъехать сюда? Волчица поскуливает, а я не знаю, как спросить у нее, в чем дело.
— Я скоро вернусь, — сказал Гарион Закету и, повернув Кретьена, направился к кабриолету.
Сенедра сидела с волчонком на коленях. Малыш блаженствовал, лежа на спинке и задрав лапы вверх, покуда она почесывала его пушистое брюшко.
Волчица лежала на сиденье рядом с Сенедрой. Уши ее были опущены, а глаза — печальны.
— У тебя что-то болит? — спросил ее Гарион.
— Она всегда так много разговаривает? — проскулила волчица.
Лгать было невозможно, а уклончивый ответ также отпадал.
— Да, — признался он.
— Ты не мог бы заставить ее замолчать?
— Я могу попытаться. — Гарион посмотрел на Сенедру. — Волчица очень устала, — сказал он. — Она хочет спать.
— Я ей не мешаю.
— Ты с ней разговариваешь, — мягко заметил Гарион.
— Я просто стараюсь с ней подружиться.
— Вы уже подружились. Ты ей нравишься. Но сейчас дай ей поспать.
Сенедра надула губы.
— Я не буду ее беспокоить, — слегка обиженно промолвила она. — Лучше я поболтаю с волчонком.
— Он тоже устал.
— Как они могли так устать днем?
— Волки обычно охотятся ночью. А сейчас у них время сна.
