— Крест? — воскликнул Мор, в запальчивости перебив повелителя. — Видел я жрецов этого бога! В них нет ни капли силы! Я расправился с ними играючи, а их покровитель даже не вступился!
— Так и есть, — согласился Ящер, — он не любит показываться своей пастве. Но вместе с тем он теснит нас. Он отказывает нам в существовании! В его храмах нет места другим богам! Мать считает, что если мы не переломим ситуацию, нам останутся считанные столетия, а может и того меньше!
— Но почему я?
— Несмотря на то, что ты служил мне, ты был вхож и в небесные чертоги! Ты повелевал смертными и делал это неплохо! Мне же путь наверх давно заказан, — Ящер в бессилии скрипнул зубами. Тот памятный случай, когда его запряг в плуг простой смертный, пускай даже и приобретший в последствии божественность, до сих пор не давал Ящеру покоя.
— Что я должен сделать?
— Перво-наперво нужно объяснить другим богам, чем опасен для нас этот новый. Многие не понимают серьезности момента! В ирие сейчас верховодит Перун, недалекий в общем-то вояка, но силен, чертовски силен! Ах да, — вспомнил Ящер, — тебя же долго не было, он потеснил Велеса. Но старик давно не в обиде на Перуна — ему за глаза хватает своей навьей вотчина, да и на земле его до сих пор почитают! С Велесом можешь не встречаться — он на нашей стороне. Да, — вдруг опомнился Ящер, — я слышал ты взял под свое крыло печенегов. Похвально! Я не знаю, куда смотрят их боги — магическое пространство гудит от возмущения. Жертвенная кровь в твою честь льется рекой! Только так я смог почувствовать твою ауру. Нам не помешает поклонение новых народов! И еще, попытайся найти Марену, её помощь нам бы тоже не помешала. Иди, и постарайся выполнить то, что должно!
— Повелитель, у меня небольшая просьба…
— Говори, — милостиво разрешил Ящер.
— Дозволь сначала мне вернуть свой меч. Это не займет много времени, — поспешно добавил он.
— Хорошо, это оружие может пригодиться в решающей битве. Только не медли! От этого зависит наша дальнейшая судьба!
* * *
Дорога к жилищу Гермионы оказалась долгой и трудной. Хоть девушка и старалась выбрать путь полегче, но парням, выросшим на равнине, приходилось туго. Они старались не обращать внимания на сбитые в кровь локти и колени, сломанные ногти и пришедшую в негодность обувку. Но они улыбались сквозь стиснутые зубы, не желая ударить перед Гермионой лицом в грязь. Девушка же легко взбиралась по скалам, порхала с камня на камень, словно у нее до сих пор были крылья. Наконец на обширном высокогорном плато, что находилось много выше грозовых навьих туч, Гермиона остановилась.
— Я живу вон там.
Вдалеке виднелся темный провал пещеры. По мере приближения к ней становилось ясно, что здесь живут отнюдь не карлики. По величине вход в пещеру мог поспорить даже с Золотыми Киевскими вратами.
— Ого! — присвистнул Кожемяка, когда они приблизились к пещере.
— Моя мать — великанша, — напомнила ему Гермиона, — да и братья ей под стать!
— Какие братья? — удивился Морозко.
— Нет, — успокоила его девушка, догадавшись с полуслова, — Гарм до сих пор на цепи, Ермунганд — в мировом океане. Это старшие. А ест еще и младшие.
— Как же ты живешь среди них, — прослезился Кожемяка, — ведь и раздавить могут по недогляду, или слопать спросонок!
— Ничего! — весело подмигнула Никите Гермиона, ей пришелся по душе этот крепкий русоволосый паренек. — Я привыкшая! Ладно, чего мы стоим? Заходите!
Вход в пещеру был занавешен огромной шкурой с густым длинным мехом. Морозко провел рукой по жесткому ворсу и присмотрелся к шкуре повнимательнее:
— Это где ж такие звери водятся? Она ж без единого шва!
— Это индрик, — пояснила девушка, — мать убила его давным-давно. Сейчас они здесь больше не водятся — ушли глубже под землю. Там им никто не трогает.
— Неужели в Тартар?
— Нет, мать говорит еще глубже. Она жалеет об этом, говорит, их мясо было вкусным.
— Эх, — горестно сглотнул слюну Кожемяка, — нам бы тоже перекусить не мешало бы!
— Я сейчас посмотрю, — засуетилась девушка, — может быть, еще что-то осталось!
Она откинула шкуру и вприпрыжку забежала в пещеру. Парни вошли следом.
— Смотри, — улыбнулся Морозко, — как девчонка для тебя старается!
— Это почему же то для меня? — спросил, краснея, Никита.
— А ты разве не замечаешь? — подначил друга Морозко. — От меня, брат, не скроешь, я ведь волхв, хоть и не доученный! Я по глазам вижу, да по кончикам ушей! То-то они у тебя краской налились!
Кожемяка не обращал на колкости Морозки внимания, Гермиона действительно пришлась ему по сердцу, и не замечать этого мог только слепой.
— А нас твоя мамаша не слопает? — нервно хихикнул Кожемяка, переводя разговор в другое русло. — Или братишки?
— Да вы не бойтесь — матери нет дома! — успокоила его девушка. — А когда придет, что-нибудь придумаем! А сейчас давайте есть, я нашла тут немножко мяса. Он ко дну котла прилип — его мать с братьями и не заметили.
На большой грубой глиняной чаше лежал огромный кусок вареного мяса, таким можно было накормить десяток богатырей.
— Ничего себе, маленький! — натужно рассмеялся Никита, представив, сколько же мяса нужно для того, чтобы насытить родню Гермионы. — Сколь же они зараз съесть могут?
— Ты, Никита, для них на один зубок! — ехидно прищурился Морозко.
— Ну а ты на другой! — вернул Кожемяка той же монетой.
— Слушай, Гермона, а она у тебя человечину ест? — не унимался Кожемяка.
— Ест, — со вздохом ответила девушка. — Но я что-нибудь придумаю. А вы ешьте, ешьте!
— Да чего-то кусок в горло не лезет! — честно признался Никита. — Как подумаю, что твоя мамаша с братьями заявится, так и все опускается!
— Да, с этим надо что-то делать! — согласился Морозко. — Если ничего не придумаем, то нам лучше будет уйти!
— А я, кажется, придумала! Слушайте, что нужно сделать…
* * *
Когда парни заглушили приступы голода, они стали с интересом разглядывать окружающую их обстановку.
— Как же ты, бедная, тут живешь? — Кожемяка с недоумением развел руками. — У нас самый распоследний селянин живет богаче!
Обстановка в пещере Ангброды была убогой: в центре, прямо на каменном полу был сложен огромный очаг, дым от которого закоптил все стены. При малейшем дуновении ветерка откуда-то сверху сыпалась сажа. Из мебели только грубый стол из неошкуренных бревен и стулья. Спала Агброда с сыновьями прямо на полу пещеры, используя вместо подстилки жижкий кустарник, выдранный с корнем.
— Да и неловко здесь, — продолжил Никита, — все такое большое!
