— Убей его! — заорал Удбурд Поворачивающему Круг. Эрри Орбис Верус дернулся, но вместо того, чтобы отдать приказание ноктопусам, дружно воздевшим вверх свои чудовищные клинки, подхватил пальцами висевший у него поверх доспехов круглый медальон и вгляделся в него…
— Ты обманул меня, амикус Удбурд! Ты опять обманул всех… — тихо произнес Поворачивающий Круг.
— Взять! — завопил кто-то из Пастырей, бросаясь к основателю Нового Пути.
— Атис!!! — взревел тот, подбросил вверх свой вспыхнувший густой зеленью Череп, и десятки смертоносных лучей ударили во все стороны, разя ноктопусов и Пастырей…
…Отпустило как-то разом, резко. Илья рухнул на твердый пол, отбив колени, но тут же поднялся и в три длинных нетвердых прыжка оказался возле Яны.
Давно уже исчезло светящееся копье, что пило из нее силы Хтоноса. Давно уже перестало светиться серебряным потусторонним светом тело Яны. Пастыри и Уцбурд устроили в холле фантасмагорическую битву, нанося друг другу удары, и воздух гудел от сталкивающихся сил, а в дыму и разноцветном мглистом тумане сложно было что-то различить.
Подхватив девушку на руки, Илья прижался ухом к груди и с радостью ощутил, что держит в руках теплое, живое тело. Яна дышала и, судя по всему, находилась в глубоком обмороке.
Внимательно исследовав одежду девушки, Илья обнаружил здоровенную иглу, воткнутую в полу кофточки, а на пальце Яны увидел примотанный пластырем наперсток. Избавив девушку от хтоносовских артефактов, он отшвырнул их в сторону.
Из дымной пелены возник Громыко, почем зря матерящийся сквозь зубы. Он тащил за собой Митю, который одурело хватал ртом воздух, вытаращив от страха глаза.
— Что с ней, бля? Живая?
— Да! Уходить надо! — Илья завертел головой. — Где выход? Там? Или там?
— Да х-х-хрен его маму разберешь! — Громыко сплюнул. Митя, воспользовавшись тем, что его перестали удерживать за руку, опустился на пол.
Во мраке громыхнуло, острые зеленые лучи пронзили туман, словно пытаясь нашарить, найти кого-то.
— Все, валим! — Громыко подхватил Митю, без церемоний закинул на плечо. — За мной, мать-перемать!
— Стойте, господа! — откуда-то сбоку выскочил Торлецкий, замахал руками. — Не туда! Там, у дверей, крысолюди, числом до двух дюжин! На лестницу! Будем подниматься вверх…
…Мгла, дым и отблески взрывов остались позади, лишь когда они минули лестничную площадку третьего этажа.
— Как мадемуазель Яна? — поинтересовался граф, заглядывая Илье через плечо.
— Без сознания, — ответил тот, останавливаясь, чтобы поудобнее перехватить свою драгоценную ношу.
— Неправда! — вдруг отозвалась ноша вполне ясным и твердым голосом. — Я как будто по веревке поднималась. Из колодца. Глубоко-глубоко было… А я все лезла и лезла… И вылезла! Илюшка, да поставь ты меня, в конце концов!
Внизу ухнуло раз, другой. Потом завыли истошными голосами, завизжали идущие в атаку крысолюди. В ответ им заревели ноктопусы. Зазвенели клинки, снова рвануло…
Там шел бой, а тремя этажами и Бог ведает сколькими измерениями выше перепачканные, усталые, сидели на холодном полу лестничной клетки и взахлеб хохотали двое мужчин, девушка, подросток и бессмертный граф с зелеными, горящими в темноте глазами…
Выходить из здания пришлось через чердак — Пастыри и Удбурд разошлись не на шутку, внизу все грохотало.
— Интересно, кто там у них победит? — спросил Громыко, выбираясь из чердачного окна на заваленную снегом крышу, и сам же себе ответил: — А один хрен, нам от этого ни холодно, ни жарко…
Яна, уже вполне оправившись, легко пробежала по пологой кровле и застыла, глядя на залитую огнями Москву:
— Ой! Снег кончился!
Илья, стоя за спиной девушки, улыбнулся и, подойдя ближе, обнял Яну, прижал к себе, ощутив запах ее волос.
— Смотри, Привалов, особенно не зазнавайся! — хихикнула Яна. — Я ж, как-никак, самой Великой Матерью Хтоноса была, пусть и недолго…
— А я и не зазнаюсь, Ян. Я просто люблю тебя, — тихо прошептал Илья.
— Господа! — подал голос граф, шагавший по крыше рядом с Митей. — Меня все же интересует один вопрос: если бы Хтонос одержал верх, чем бы обернулось это для простых граждан?
— А ничем! — откликнулся Громыко. Он уже добрался до следующего чердачного окна и с одного удара выбил филенчатые дверцы. — Думаю, совести бы в людях стало больше. Честности. Но и дури, конечно, тоже!
— Вот так и задумаешься поневоле, — подытожил Торлецкий, — на той ли стороне мы выступили, тем ли помогали…
— Да вы что, Федор Анатольевич! — возмутился Митя. — Они же Яну хотели… Того, превратить! Нашу Яну!
— Конечно, конечно, Дмитрий Карлович, — граф улыбнулся, — это я так, по-стариковски рассуждаю. Гипотетически…
— Все, отставить рассуждения! — скомандовал Громыко. — Лезьте быстрее, линять надо. Скоро тут такой тарарам с музыкой начнется… Эй, влюбленные!
Яна повернулась к Илье:
— Слышишь? Это нас.
— Слышу. Уходить не хочется. Тут так… привольно…
— Да. Сейчас бы руфбордеров сюда — и по этой крыше на доске промчаться! — Яна мечтательно улыбнулась, прижалась к Илье.
Они так и пошли к нетерпеливо приплясывающему у чердачного окна Громыко — обнявшись, негромко переговариваясь. За их спинами сверкала разноцветными неоновыми огнями украшавшая Тверскую реклама, а чуть в стороне рубиново светились в ночи звезды над Кремлем…
…Уже в машине, втиснувшись на заднее сиденье рядом с Ильей и Яной, Митя вдруг ойкнул и полез в карман.
— Что там у тебя? — обернулся с водительского сиденья Громыко.
— Да я… Подобрал, когда там… Вот! — и Митя вытянул ладонь, на которой лежали половинки злосчастных золотых Ножниц.
Все замерли, уставившись на хтонический артефакт.
— Что делать будем? — хрипло спросил Илья.
— Предлагаю отдать эту вещицу мадемуазель Яне, — проскрипел Торлецкий и пояснил: — Ей сердце подскажет, как поступить.
Яна с трепетом взяла Ножницы, помедлила секунду, потом тихо сказала Илье:
— Окно открой.
Дзинь! — и, сверкнув на прощанье, Ножницы канули в снег у стены дома.
— Поехали! — выдохнула Яна, прижалась к Илье и спрятала лицо у него на груди.
* * *
«Ауди», утробно уркнув, умчалась в арку. Двор опустел. Спустя какое-то время за грязным окном третьего подъезда погасло зелено-багровое сияние, стихли взрывы, крики и лязг клинков. Перестали дрожать в мареве иных измерений стены, успокоились воздух и земля. Люди, что жили на нижних этажах дома, и вовсе отделались легким испугом — в привычном для их обитания измерении прозвучало лишь несколько громких хлопков да истошных воплей, списанных жильцами на распоясавшихся хулиганов, забавлявшихся с петардами. Милицию бдительные москвичи, конечно же, вызвали, но выходить в подъезд и проверять, что там и как, желающих не оказалось.
